Ловкий, вырвавшись вперед, догнал Хаидэ, поехал рядом. Князь и воины не торопились. Двигались мелкой рысью, переговариваясь и посмеиваясь на ходу, наслаждались нечаянной мирной прогулкой.
— Лиса, — Исма посмотрел на пригнувшуюся к шее Брата фигурку, почти невидимую в темноте, — ты не гони, Лиса. Отец еще больше рассердится. Вот увидишь, он перед стойбищем отдаст нам одежду.
— Я тоже на него рассердилась, — ровным голосом ответила девочка, мешая слова с топотом копыт — не нужна мне одежда. Если хочешь, попрошу перед стойбищем, вашу отдадут.
— А-а! — беззаботно махнул рукой Ловкий.
Хаидэ улыбнулась. Глянула на стройную кобылку Ловкого.
— Ну, тогда — полетели?
— Полетели!
И, ударив коней, гортанно крича, двое понеслись на огненные точки далеких костров.
Ворвались из темноты в неровный свет, оранжево лижущий вытоптанную землю. Проскакали мимо караульных, проводивших детей ленивыми взглядами. Чужих не опасались. Охотники лагеря без отдыха рыскали по окрестностям, зорко следя даже за сусличьими норами.
Обменялись парой слов на прощание и разъехались.
Хаидэ, спешиваясь под причитания няньки, слышала издалека звонкий от злости голос матери Исмы. Попадет Ловкому.
Когда подъехал отец, Хаидэ сидела у костра, закутавшись в старый плащ. Держала на коленях миску с похлебкой.
Отец, откинув полог палатки, швырнул внутрь охапку одежды. Сел напротив и принял от няньки миску. Молча ел, запивая тушеные овощи слабым вином из глиняной кружки. Потянулся к лежащему на земле меху, налить еще, но передумал.
— Спать иди, — кинул дочери, поднимаясь и вытирая губы рукой, — завтра никуда. Или привязать рядом с Братом?
— Не уйду, — неохотно сказала девочка.
Князь хмыкнул и, шагнув в темноту, исчез посреди небольших женских палаток, растянутых на вкопанных в землю кольях. Мелькнула его большая фигура рядом с привязанными лошадьми, послышался шлепок и Брат всхрапнул, радуясь мужской ласке. Становясь меньше, силуэт отца уходил к центру стойбища, где горел костер и лежали вокруг него кожаные подушки, набитые конским волосом и овечьей шерстью.
Хаидэ посидела еще, глядя в огонь, терпела, пока нянька, ворча, чесала ей волосы костяным гребнем.
— Большой умник наш князь, большой. Так привык гонять по степям своих воинов, что забыл, его дочь будет женщиной и негоже с ней обходиться, как с грубым мужиком.
— Фити, ты мне вырвешь все волосы!
— А ты молчи! Где это видано, прискакала, как демон степной, голая вся, только ноги в сапогах!
— Шапка еще…
— Ой-й, шапка у ней! — нянька, расстроившись, снова дернула гребнем и Хаидэ взвизгнула, закрывая голову руками.