Наклонившись, в неверном свете дальнего электрического фонаря Прокофий разглядел человека. Тот слабо простонал:
— Ради Аллаха, помоги! Эти свиньи избили меня... Напали шакалы на льва.
Прокофий сморщил лоб: “Что делать? Не бросать же здесь!” Махнул рукой:
— Подняться можешь? Ну, опирайся на мою руку. У меня заночуешь. Тут рядом.
Дома Прокофий помог гостю умыться, постирал его одежду. С трудом двигая челюстями, гость ел пшенную кашу. Перед Прокофием сидел восточный человек лет тридцати, узкое лицо было обрамлено короткой курчавящейся бородкой, с узким разрезом небольшого рта. На Прокофия глядел единственный глаз, черный и блестящий, как спелая смородина после дождя. Правого ока не было. Его переполосовал толстый шрам бурачного цвета.
Камиль (так звали одноглазого) расстелил у дверей свою немыслимую, много раз латаную бурку, приготовился спать.
Прокофий лег на узкую кровать. Ночью он вдруг пробудился. В мертвенном свете луны, проникавшем в оконце, он увидал Камиля. Тот сидел на голых пятках, надев феску и молитвенно воздев руки:
— Альхам дриляги раббим альлями...
На другое утро Камиль сказал:
— Спасибо за приют! Я чеченец. Мой дед был наибом самого Шамиля. Слыхал про такого? Отца убили русские собаки... — Он тут же поправился: — Солдаты убили, отец промышлял в горах на дороге. Нас было тринадцать детей. Кормить надо было. Я ушел из дома в десять лет. Сейчас убежал из казанской тюрьмы, там меня звали Юлбосаром. Паспорта нет.
Прокофий тяжело вздохнул:
— Поживи несколько дней у меня, поправляйся.
Прокофий утром рано уходил на Сибирскую пристань, возвращался вечером, приносил еду. Камиль мыл полы, вытирал пыль, готовил ужин. Уставившись глазом-смородинкой в переносицу Прокофию, участливо спрашивал: “Как сегодня дела? Много возил?” И внимательно слушал, никогда не перебивая. Раны Камиля зажили. И Прокофий все чаще задумывался: “Что делать с чеченцем? Отпустить? Пропадет!”
И вдруг пришла спасительная идея. Дождавшись воскресенья, он, отстояв в церкви позднюю обедню, зашел к хозяйке, протянул ей коробку шоколадных конфет:
— Это, Ольга Васильевна, вам — от чистого сердца! Есть у меня дельце... — и он поведал ей всю историю про Камиля, присовокупив к рассказу пятьдесят семь рубликов — все, что скопил. — Это для вашего квартального надзирателя. Пусть Семенов поможет...
Дня через два хозяйка вручила Прокофию паспорт на имя Элдара Галеева, в котором были описаны приметы самого Камиля: “От роду ему ныне тридцать лет. Росту двух аршин шести вершков. Лицо узкое, рябое. Нет правого глаза.