Медик Павловский, в свою очередь, по состоянию трупов определил, что смерть наступила где-то в полдень. Спрашиваю Куренкова:
— А когда вы утром из квартиры уходили, кто здесь оставался?
Он назвал двух-трех человек и добавил:
— Дети еще на своей половине дрыхли, а покойная вдова попалась мне на крыльце. Она разговаривала с дворником Мартыновым. У меня после вчерашнего было сильное изнеможение. Средство от такого недуга мне известно. Вот я и пошел к Перову, чтобы поправиться. А дворник Мартынов ехидничает: “Опять покатил бельмы заливать?” Я ему — вежливый резон: “Почтенный вы мужчина, Мартынов, но только моя выпивка в ваше рассуждение не должна входить”. Спросите, он мне не даст соврать.
* * *
Время было позднее. Трупы мы в полицейский морг к Лукичу отправили. Я приказал, чтобы принесли пиво и бутерброды. Угостил Куренкова. Против него у меня не было никаких улик, и все же внутренний голос говорил: “Виновен!” Объявляю:
— Спасибо вам, Куренков, следствию вы очень помогли. Но только дело хитрое, боюсь, трудно его распутать будет.
— Это точно, Еремеев человек самый паскудный.
— Распишитесь здесь, на протоколе.
Куренков с явным наслаждением закрутил роскошную подпись и направился к дверям. Я, словно между прочим, спросил:
— Чуть не забыл, Куренков, что в руках у Софьи было, когда она домой вернулась, — корзина или баул?
Куренков живо откликнулся:
— Да ничего, порожние у ней руки были!
И вдруг он осекся, поняв, что проговорился. У него начался приступ нервического хохота:
— Охо-хо! Ну и ловко вы меня подцепили!
И далее самым простым и спокойным тоном рассказал, что у него в тот день и впрямь болел живот и он раза три бегал в туалет, который на улице. Пропил все деньги, а “нутро своего требовало”. Тогда он пошел на хитрость: сказал, что отправился в туалет, а сам припустился домой, чтобы обокрасть сундучки рабочих и быстро вернуться в трактир. Когда обнаружат пропажу, то у него верная отговорка: он целый день безотлучно провел в трактире. Все удалось блестяще. Никто не видел, как он проник в заборный лаз и через черный ход вошел в квартиру. Когда начал обшаривать сундучки, вдруг вернулась хозяйка. Она сказала, что заявит в полицию. “Вскипела тут во мне злоба, аж все нутро затряслось. Ну, думаю, курва, в единый миг тебе предел жизни поставлю. Выхватил нож и по самую рукоять ловко всадил!” — хвастливо заявил Куренков. А тут — как нарочно — на пороге Софья.
...С девочкой убийца расправился безжалостно. Уже хотел бежать, как услыхал веселые детские голоса. Это на свою беду вернулись сыновья вдовы. Куренков опрокинул их и одновременно придушил руками, а затем, еще дышавших, повесил на вафельных полотенцах...