Железная хватка графа Соколова (Лавров) - страница 101

— Ур-ра! — прокатилось над вокзалом и замерло где-то вдалеке, у разъезда. Полицмейстер Дьяков, тремя днями раньше контуженный и безмерно гордый этим обстоятельством, ибо ждал награды, махнул белым фуляром оркестру пожарных. Те грянули прекрасный марш «Прощание славянки».

Лакеи протянули Соколову и губернатору большие серебряные ложки, похожие на чумички, наполненные зернистой черной икрой, — закуска.

Жираф, уже успевший изрядно подогреть свой организм, со слезами на глазах проговорил:

— Аполлинарий Николаевич, вы можете на меня обижаться, но я вам вынужден сказать всю правду — вы прекрасной души человек. Позвольте, граф, поцеловать вас. Я вас так люблю, что никакая фантазия объяснить того не умеет.

Изрядно пошатываясь и вполне счастливый, ибо сегодня ночью полностью помирился со своей непреклонной супругой Еленой, тюремный доктор Субботин тянул Соколова за рукав:

— Простите, Аполлинарий Николаевич... Я с горя теперь выпил в полный серьез. Хотите прикажу, чтобы... Эй, че-ек, дай сей же миг их превосходительству графу ветчину с зеленым горошком. Не надо? Че-ек, отставить, не надо. Я виноват, ибо вызывал вас на дуэль. Беру свой вызов обратно.

Дьяков сердито пошевелил усищами и прошипел:

— Кыш отсюда, шпингалявки!

Субботин и Жираф в момент ретировались. Полицмейстер оправил шинель, почтительно приблизился к Соколову, держа в протянутых руках продолговатый, с аршин, предмет, завернутый в бархатную материю. Долго с нежностью глядел на Соколова. Наконец, с подобострастием произнес:

— Дорогой Аполлинарий Николаевич! Люди мы провинциальные, простые, хитрости в нас никакой нет, не то что какие продувные бывают. Ежели кому иной раз по куполу головы или по морде лица съездишь, так только исключительно его, подлеца, пользы ради. Позвольте на память вам, Аполлинарий Николаевич, вручить нашу благодарность — в сладостный дар сей древний предмет. — Полицмейстер развернул бархат, и все ахнули: булава и впрямь была необыкновенной богатой красоты. — Получите и приезжайте снова!

Оркестр грянул увертюру к «Веселой вдове» Легара. Полицмейстер дал знать кондуктору:

— Отправляй!

Тот ударил в колокол, который, впрочем, заглушили литавры. Состав дрогнул, медленно пополз вперед. За вагоном бежали наиболее восторженные почитатели гения сыска. Обгоняя других, впереди несся Жираф, пока не свалился с кончившегося перрона.

Светя во влажном и студеном воздухе мутно-красными огнями, в Петербург прибыл поезд № 160. В купе к Соколову вошел симпатичный, крепко сбитый молодой человек военной выправки. Он негромко сказал: