Завершив благую миссию, кабатчик застыл у стола монументальной аллегорией стяжательства. Фыркнув в усы, Вольфрам выложил пару монет и ехидно уточнил:
— Хватит?
— Вполне! — кивнул довольный хозяин и снова скрылся в подсобке. Монеты словно по волшебству испарились со стола. Древнее колдовство потомственных владельцев кабаков, несомненно.
На удивление, вино оказалось вполне неплохим. Не фалернское и даже не рейнское, но всяко лучше того пойла, что следовало ожидать в краях, давно не осеняемых Божьей Благодатью.
— Эй, пражанин! — приглашающее кивнул ландскнехт, опрокинув первый кубок. — Присоединишься?
— Благодарю. Не хочется, — не поворачивая головы, ответил студент.
— Брезгуешь, что ли? — оскорбился Густав.
— Отнюдь, — быстро уточнил собеседник. — Хочу оставить нынешней ночью голову трезвой. Хотя, будучи пьяным, это пережить легче. — «Это» он отчетливо выделил голосом.
— Что «это»? — полюбопытствовал ландскнехт, готовясь воздать должное мясу.
Студент вдруг резко встал с насиженного места и пересел к Вольфраму.
Склонившись так, что край плаща чуть не улегся в тарелке, он быстро зашептал на ухо несколько ошалевшему от такого развития событий ландскнехту:
— Так и не представившийся герр наемник, позвольте полюбопытствовать, по какому профилю изволили обучение проходить?
— Юриспруденция, — удивился Густав. — А что?
— А то, милейший мой романтик пьянок и изнасилований…
Студент сделал короткую паузу, и солдат уже собрался было отвесить ему затрещину за слишком уж резкий переход к панибратству, которое собеседник пока что ничем не заслужил.
— … Вы знаете что-нибудь про Черную Смерть? — закончил мысль студент.
Вольфрам отшатнулся, чуть не перевернув на себя стол. Мысли о затрещинах улетучились. Ландскнехта передернуло.
— Не стоит так волноваться. По глазам вижу, что знаете в достаточной мере, — произнес «пражанин» с грустной и понимающей улыбкой. — Тогда, может, и про Моровую деву краем уха слышали? Кстати, за кинжал хвататься не советую. Или вы хотите вдобавок ко всему еще и обвинение в убийстве монаха на себя повесить?
Густав собрался с мыслями. Странный крестьянин-студент-монах опасным противником не казался, но проявлял непонятную уверенность. Знакомую уверенность. Очень знакомую. Да еще эти внезапные переходы, от чрезмерной вежливости к почти что высокомерию… Вольфрам на всякий случай перевел неожиданного собеседника в разряд опасных людей и, вопреки совету, лишь крепче взялся за рукоять корда. И сразу же что-то кольнуло в районе гульфика. Ландскнехт скосил глаза и скрипнул зубами от злости — тонкий стилет итальянской работы упирался прямо в пах. Студиоз оказался непрост, очень непрост… И умен, хорошо знает, что с доппельзольднера станется и поножовщину в кабаке устроить. Вкупе с перестрелкой и поджогом.