Два года бумаги Кулагина перебрасывали в здании на Фонтанке с одного стола на другой. На запрос вице-директора Департамента полиции статского советника Виссарионова Герасимов (теперь уже генерал) отписал, что «Кулагин был арестован с его согласия» и что «ходатайство о выдаче ему за оказанные услуги особой крупной суммы не заслуживает уважения, т. к. со дня его арестования и по день помилования Кулагину продолжало выдаваться жалование по 75 рублей в месяц, что в течение 1 года и 7 месяцев составляет 1425 рублей».
Коттен оказался сердобольнее Герасимова. Перед Зуевым он ходатайствовал о выплате ценному агенту всей обещанной суммы. К тому же Кулагин продолжал оказывать услуги полиции, дав, в частности, новые важные показания по делу эсеров-террористов Чернова, Прокофьева, Рутенберга и др. (напомню: всё это – серьёзные люди, соратники Гершуни и Савинкова, организаторы и участники многих революционных терактов); с ними он вполне доверительно общался уже в тюремной камере и на этапе. Зуев не посмел самостоятельно решить вопрос о награждении самоотверженного доносчика. О деле было доложено товарищу министра П. Г. Курлову. Слава богу, тот оборвал бесконечную цепь полицейских проволочек и приказал выдать Кулагину тысячу рублей. Не то пришлось бы докладывать самому министру Столыпину. А может быть, и государя императора беспокоить.
Окладский: между страхом и надеждой
Подобных примеров бедственного положения, в котором оказывались сотрудники царских спецслужб, и полного пренебрежения к ним со стороны высокопоставленных начальников – можно привести множество. Неизбежен вопрос: а чего ради эти несчастные вступали на мрачную стезю провокаторской деятельности? Не из идейных соображений: идейные борцы не просят подачек, да и были ли когда-нибудь у российского государственного строя самоотверженные защитники? Ради денег и чинов? Но, как видим, никто из них карьеры не сделал и не разбогател (кроме разве что Азефа, но об этом демоне провокации разговор особый). Конечно, условия вербовки бывают самые разные. Но, по-видимому, самым распространённым мотивом поступления на секретную службу был обыкновенный страх. Страх ареста, страх смерти, страх… Неизвестно чего. И верная подруга страха – надежда.
Одна из первых в истории Департамента полиции операций по вербовке секретного сотрудника оказалась и одной из самых удачных. Осенью 1880 года с полицией начал сотрудничать Иван Окладский. Когда много лет спустя П. А. Столыпин ходатайствовал перед государем о даровании Окладскому (в то время носившему вымышленную фамилию Петровский) прав потомственного почётного гражданина, он мотивировал это «исключительными заслугами» нашего героя «в деле политического сыска». Ценность его как сексота заключалась прежде всего в том, что он был одним из основоположников революционного террора в России.