Но Молли выступила против нового платья для себя, и настояла на том, что если Синтия и Уолтер станут приезжать к ним чаще, им лучше видеть их такими, как есть, в платье и в привычной обстановке. Когда мистер Гибсон вышел из комнаты, миссис Гибсон мягко упрекнула Молли за ее упрямство.
— Ты могла бы позволить мне выпросить для тебя новое платье, Молли, тебе известно, как сильно я восхищалась тем травчатым шелком у Брауна на днях. А теперь, конечно, я не могу быть столь эгоистична, чтобы приобрести его для себя, а тебе ничего не купить. Тебе следует научиться понимать желания других людей. Все же, в целом, ты милая, прелестная девушка, и мне только хочется… я знаю, что я хочу, только дорогому отцу не нравится говорить об этом. А теперь укрой меня поплотнее и позволь мне уснуть и помечтать о моей дорогой Синтии и моей новой шали!
Заключение
От редактора журнала «Корнхилл»[145]
Здесь история обрывается и уже никогда не будет дописана. То, что обещало стать завершающей работой жизни, стало памятником смерти. Еще несколько дней, и этот роман стал бы триумфальной колонной с капителью, увитой праздничными листьями и цветами. Теперь же это колонна другого вида — одна из тех, печальные белые столбы которых стоят разрушенными на церковном дворе.
Но если работа не вполне закончена, то к ней мало что осталось добавить, и это малое отчетливо отражено в наших душах. Мы знаем, что Роджер Хэмли женится на Молли, и это интересует нас больше всего. В самом деле, что еще стоит говорить. Будь писательница жива, она бы немедленно отправила своего героя обратно в Африку; и эти исследуемые части Африки находятся далеко от Хэмли. Что большое расстояние, что долгий срок — оба хороши. Сколько часов проходит в сутки, когда вы одни-одинешеньки в пустынном месте, в тысячах милях от счастья, которое могло бы стать вашим — если бы вы были готовы принять его? Сколько, когда от источников Топинамбо ваше сердце летит домой десять раз за день, как почтовый голубь, к тому единственному для тебя источнику будущего блага, и десять раз за день возвращается с неотправленным посланием? Намного больше, чем можно сосчитать по календарю. Так выяснил Роджер. Дни складывались в недели, разлучившие его с тем днем, когда Молли подарила ему некий маленький цветок, и в месяцы, отделившие его от Синтии, в которой он начал сомневаться еще до того, как убедился, что на нее не стоит слишком надеяться. И если таковыми были его дни, то какой казалась ему медленная вереница недель и месяцев в этих удаленных и пустынных землях? Они сравнялись с годами, прожитыми дома в свободе и досуге, он желал верить, что тем временем никто не ухаживает за Молли. Эффект от этого был такой, что задолго до того, как закончился срок его обязательства, все, чем являлась для Роджера Синтия, было удалено из его сердца, и все, чем была и могла бы стать Молли, полностью его заполнило.