Десять часов затратили мы на продвижение к «Малыгину». За мысом Северо-Восточным нам пришлось повернуть обратно, так как с «Малыгина» передали:
«Подошли к «Ленсовету». Поле начало разрушаться. Полагаю, что «Садко» может следовать по назначению...»
Четверо суток находились мы в спасательном рейсе. Только во второй половине дня 24 сентября «Садко» вернулся в Тикси, где нас ждало большое общество. Словно в заправском порту, здесь высился лес мачт и труб. На рейде стояли «Беломорканал», «Кингисепп», «Искра», «Молотов», «Ванцетти». Отправив на берег команду «Хронометра», «Садко» присоединился к этой компании, А немного погодя в порт вошел «Малыгин». Он лихо развернулся и стал рядом с нами.
Семь кораблей собралось одновременно в этом далеком уголке Арктики, который еще не так давно вообще был малообитаемым местом.
Это внушительное зрелище невольно радовало глаз. Но в то же время возникали и новые заботы: где найти топливо для всех семи кораблей?
Время было позднее. В спокойных бухтах уже началось образование молодого льда. Еще немного, и он должен был окрепнуть. Между тем мы все еще никак не могли расстаться с Тикси.
После дележа остатков топлива на нашу долю пришлось всего 150 тонн угля. С таким голодным пайком трудно было рассчитывать на успешную борьбу с крепнущими льдами.
В голове роились мысли о зимовке, о долгой разлуке с семьей. В одну из таких трудных минут я случайно нашел на самом дне чемодана маленький незнакомый сверточек. Из свертка выпала плитка шоколада и листок бумаги, исписанный знакомым, родным почерком.
Этот наивный, искренний дар взволновал и ободрил меня. Из Тикси в этот день улетел на юг последний самолет, и я
отправил с ним письмо в Москву. Старался писать бодрее и веселее, говорил о близкой встрече, хотя сам-то я уже не был в ней уверен.
Вечером - еще одна неожиданная радость. В дверь каюты постучали, и знакомый негромкий голос спросил:
- Можно?
Через мгновенье передо мной стоил Андрей Георгиевич Ефремов, мой сослуживец по ледоколу «Красин», на которой мы плавали около двух лет. Спокойный, в высшей степени деловитый и исполнительный штурман, Андрей Георгиевич пользовался на «Красине» всеобщим уважением. Его мягкий, немного усталый взор замечал малейшую неисправность. Без шума, без крика он брался за дело, работал неторопливо, методично и не успокаивался да тех пор, пока все не было в полном порядке.
Я был очень обрадован нежданной встречей. Оказывается, в эту навигацию Андрею Георгиевичу поручили руководство практикой студентов на пароходе «Малыгин», и мы только случайно не встретились с ним еще на Диксоне.