Когда Вика прошла по коридору и стала спускаться по лестнице, на площадке между этажами ее ждал Игорь. Он стоял на невысоком подоконнике, спиной к распахнутому настежь окну, за которым в свете уличных фонарей покачивались под ветерком верхушки старых акаций.
— Вика, — сказал он. — Я мудак. Я ревную. Но если ты сейчас уйдешь, я прыгну вниз.
Она остановилась. Они смотрели друг другу в глаза: он сверху, с подоконника, она — с лестничной площадки у его ног.
— Прости меня, — сказал он.
Она сделала шаг к подоконнику, вдруг припала к его ноге и укусила в бедро, чуть повыше колена, так, что он застонал от боли и опустился на подоконник. Она молча смотрела на него. Вверх по лестнице прошла какая-то пара и с интересом оглянулась на них.
Кривясь от боли, Игорь задрал штанину. На бедре была кровь. Игорь стал шарить в карманах в поисках платка. Вика молча следила за ним, потом вдруг придвинулась к нему, отвела его руки и, склонив голову, слизала кровавый потек с прокушенной кожи. Язык у нее был очень влажный.
— Ведьма, — проговорил он. — Вампирша.
— Сам вампир, — ответила она сурово.
— А я-то почему?
— Потому что я хочу тебя.
Их лица были очень близко друг к другу, и в ее огромных глазах не было и тени смеха.
— Слышишь? — повторила она.
Сверху кто-то спускался с шумом и смехом.
— Да, но… — растерянно оглянулся Игорь.
— Придумай. Скорей.
Что тут было думать? С мрачным, даже ожесточенным лицом он сбежал вниз, к вахтерше:
— Теть Шур, ключ от двадцать четвертой. Быстро.
— С чего это? — отозвалась вахтерша. — У вас же дискотека.
— Кому дискотека, а кому отчет. Комиссия из министерства, слышали?
— Десятый час на дворе, — с сомнением бормотала вахтерша. — Какая еще, к шуту, комиссия…
Игорь наклонился к ней через барьер и, глядя в ее очки, негромко отчеканил:
— А такая, что, если я к утру не представлю отчет по культмассовой работе, завтра и мне, и вам по трехведерному клистиру поставят.
«Трехведерный клистир» убедил. Возник ключ.
Это была пустая полутемная аудитория на втором этаже, в ней ничего, кроме парт и кафедры, не было. Они так торопились, что даже не заперли дверь. Он посадил ее на парту. Побледнев и тяжело дыша, она дернула ворот его рубашки. Посыпались пуговицы. Он стащил с нее маечку. Под ней неожиданно оказался глухой черный купальник. Он никак не стаскивался.
— Ну что ты возишься? Рви.
Он рванул купальник по шву на боку и, откинув разошедшиеся половинки, наконец яростно приник к ее лихорадочно дрожащему и показавшемуся вдруг прохладным телу. Она с силой обхватила его ногами, откинулась назад, на вытянутые руки, и он с перехваченным дыханием почувствовал ее истекающее от желания лоно.