Мать четырех ветров (Коростышевская) - страница 56

— Тебя в вожделенной Элории не кормят, что ли? Одни кости торчат, — донесся до взволнованного алькальда шепот князя. — Пошли, горемыка, приглашаю на ужин.

— Это еще зачем? — хмыкнул мальчишка, поднеся руку ко рту, то ли стремясь стереть с него следы поцелуя, то ли, наоборот, пытаясь удержать при себе воспоминание. — Здесь поговорить нельзя?

А потом они перешли на странный язык, изобиловавший шипящими звуками, но, несмотря на это, довольно мелодичный, и ди Сааведра перестал их понимать. Бывшие противники проговорили недолго. Мануэль Изиидо нашел свою шпагу и даже несколько раз пытался наставить ее на князя. Затем последний, будто потеряв терпение, сгреб мальчишку в охапку, забросил на лошадь, предварительно закутав в свой плащ, и сам вскочил в седло. Добыча по-девчоночьи повизгивала и сыпала, судя по всему, страшными ругательствами. Жеребец мягко тронулся с места.

— Иногда за невмешательство благодарны больше, чем за помощь, — на прощанье громко проговорил Влад Дракон по-элорийски.

Фонарь зашипел, фыркнул и зажегся вновь. Но ни князя, ни его странного спутника на пятачке перед разрушенным храмом уже не было.

…Я размеренно шла по темной, пустынной улице. Предположительно пустынной, потому что плотную тканую повязку, прикрывающую глаза, лишний раз трогать не хотелось. Я и так уже пару раз напортачила, понадеявшись на память и свернув вовсе не в ту сторону, куда вел меня прошлой ночью провожатый. Эта попытка, я поклялась себе, будет последней. И если и сейчас мне не удастся отыскать дом, в котором происходила беседа с доксовым шпионом, я просто плюну. Вернусь в Квадрилиум, поплачу от бессильной злобы и, успокоенная, засну часиков эдак на двадцать, а лучше — на все двадцать пять. А потом пойду выяснять у начальства, лезть мне на башню или не лезть, чтобы подтвердить высокое звание студентки университета, а может, чего-нибудь надуть в доказательство управления стихиями. Почему-то захотелось надуть маркиза — не фигурально, а по-настоящему. Я представила, как держу его за кончик длинной бороды, а он летит надо мной, как воздушный шар, покачиваясь в теплых волнах дневного бриза, и хихикнула. В этот момент пропал ветер, будто оказалась я внутри огромного башенного колокола, окутанная звенящей тишиной. Под этой аркой меня точно вчера ночью проводили, и я точно так же подумала, что Источник близко. Я сняла повязку и прислонилась к каменной ограде. Небольшой зеленый фонарь, пристроенный на выступе полуразрушенного здания, освещал проем ворот. «Вот мы и вернулись, детка», — как сказал бы настоящий Мануэль Изиидо в моем положении. «Не прошло и года», — подумала я сама за себя. Это же уму непостижимо — полночи потратить на легкую, в общем-то, задачу. Что мы видим? Покинутый храм. Но кое-какая остаточная магия в нем сохранилась — немногочисленные нити силы, пытающиеся пробраться с улицы, перерезались оградой, будто ножницами. А фонарь-то до боли знакомый… Я чувствовала спиной каждый кирпичик стены. Ну и что мне теперь делать прикажете? Горделиво пройти через освещенный двор и схлопотать от ночного татя отравленную стрелу под мышку или нож под ребро? Защитный нагрудник я по глупости не надела и теперь раскаивалась в своем легкомыслии. И морок мелковат, надо было кем-то повыше и посолиднее представляться. Обреченно опустила руку и достала из-за отворота сапога фляжку. Иравари меня до смерти заругает, если прознает обо всех моих заначках, а потом еще больше — за то, что слово разбойничье употребляю. От полынного зелья заломило виски. Но мне удалось сплести еще один морок — недолговечный кокон невидимости, под прикрытием которого я серой тенью прошмыгнула через двор. Уже поднимаясь по лестнице, вспомнила, что сразу после арки повернуть надо было направо — к двери, на удивление добротной среди повсеместного запустения. Сбежать вниз по ступенькам времени не было, невидимость растворялась в лунном свете, как сахар в кипятке. Ёжкин кот! Я плюхнулась на живот и забилась в ближайшую щель. Ну и ладно, все, что ни делается, к лучшему. Я же шпионское логово собиралась только отыскать, а не врываться туда со шпагой наголо. Все равно теперь ждать, пока фонарь погаснет, на новый покров невидимости силенок мне уже не хватит. Я тихонько зевнула. Мыслей никаких особо не было, видимо сказывалась усталость, в голову лезли всяческие перевертыши, еще называемые палиндромами. Иравари такие выраженьица ценила очень высоко — в ее зазеркальном мире они становились именами, позволяющими демонам путешествовать среди отражений. Именно придумыванием новых имен я расплачивалась за информацию, щедро поставляемую моей подругой. «Я ем змея, — подумала я по-рутенски. — Мёд ждём. А собака боса». Фонарь ярко вспыхнул, я поднялась на четвереньки и раздвинула лозы дикого винограда, пытаясь рассмотреть, что происходит во дворе. И тут мне чуть было не наступили на голову тяжелым кованым сапогом. Ёжкин… Я замерла в неудобной позе. Давешний мой знакомый, капитан ди Сааведра, со сноровкой уходящего от смерти таракана, сбегал по лестнице.