И пошел к себе наверх. Внизу спали дети, укладывалась жена. Я расчехлил машинку, вставил в нее лист бумаги. Клавиатура поросла серой шерстью. Машинально я посмотрел на руки… Вспомнил: пыль на руке… откуда это?
Не так все сразу. Семь лет – и сразу. Будто перестройка ничему не научила… Стоя в роще, я разминал окаменевшие ноги.
Прилег. Подо мной зашуршала чья-то недочитанная рукопись, как листва. Они все теперь писали – а я их читай… Карандаш для пометок. Блокнот для заметок. Я гневно сбил рукопись в неровную стопку…
написал я на обороте молодого автора. И подчеркнул.
Никогда я так не рисковал! Никогда не писал название прежде, чем напишу хотя бы страницу. Чтобы не заткнуться с ходу. Ужасно выглядит чистая страница с одним лишь названием наверху! Еще хуже, если оно с эпиграфом. Скажем, «Остановись, мгновенье!». Тут-то и попадается русский Фауст. Стоит как вкопанный.
«О…» – написал я со страху.
О! О – неплохое начало? О, наконец-то! О себе. От себя. О – вот буква! Она же – ноль. Она же овал. Она же – яйцо. Яйцо – оно. Ему бы начинаться с буквы О… так оно им кончается. Начинается оно с Я. О-жидание о-безьян… Кто – кого? Эти два О гипнотизируют меня.
О, я их уже ненавижу!
То есть не этих, не столько невинных, сколько невиноватых млекопитающих, а самую необходимость писать о них – ненавижу.
А почему я, собственно, обязан о них писать? Но и слово ОБЯЗАН так напоминает обезьяну… Обезьяна же – не обязана.
Где в замысле помещается его неотвязность?
Страница кончилась. Я написал цифру 2 и задумался. «Описание ожидания», – написал я и опять задумался. Поставил три точки, в смысле многоточие, вот так… И тут же поставил цифру 3, как бы временно это описание пропуская. Мол, это технический вопрос.
Правы оказались именно те критики! На собственном примере я начинал убеждаться, что всякий формализм есть свидетельство скудости мысли и бедности содержания. Если написать несколько слов, начинающихся с буквы О, означало мысль, то «описание ожидания» – что такое? Решительно нечего мне было описывать – вот в чем дело!
Ну, жду. В этом что-то было. Помню, что что-то было в этом. А потом, лучше бы они так и не прибегали… Сразу не стало ничего такого. Люди. Обыкновенные люди, такие же, как мы. Может, разве покрасивее нас, с их точки зрения. Гривы замечательные. Грудь и руки. Когда они сыпятся на вас с горы, с этим неповторимо мощным, живым шорохом, так сказать, анфас, стремительно увеличиваясь в размерах по мере приближения, и будто это не они, а вы наезжаете на них… как в кино. Ибо кино – это то, чего вы не видели в жизни… а тут – в жизни! И это, я вам скажу, что-то! Это жизнь, а не зоопарк…