"Вечная" лампочка через Феоктистова ушла в те круги, о существовании которых Алаторцеву знать было необязательно. Два неглупых негодяя пытались переиграть, перехитрить друг друга. Напряжение нарастало еще полгода, ситуация все больше уподоблялась перетянутой струне.
Она порвалась неделю назад – вечерним телефонным звонком Андрея Феоктистову. В голосе Алаторцева слышался неподдельный испуг, больше того – нотки безумной паники, какие можно подчас услышать в визге перепуганного ребенка. Встретились они на квартире Алаторцева. Андрей потребовал от Феоктистова срочных и решительных действий: устранения своего завлаба, Александра Ветлугина. По словам Алаторцева, выходило, что тот догадался о его теневой работе и угрожает разоблачением, причем на компромиссы не пойдет. Это было правдой. Но не совсем. И не всей.
…Разговор, стоивший Ветлугину жизни, быстро перешел на повышенные тона. Дед ясно дал понять, что он догадался почти обо всем, что он в ужасе от сделанного учеником и разрывает с ним отношения. Материалы – каллусные культуры различных сортов мака, суспензии, вся наработанная статистика – подлежали уничтожению, а сам Алаторцев должен в недельный срок покинуть лабораторию, институт и вообще физиологию растений как одну из биологических наук. Андрей знал – это не пустая угроза. Связи и положение Ветлугина позволили бы ему проконтролировать выполнение таких требований.
Это был крах. В двух шагах от окончательной победы, а потому вдвойне непереносимый. И Алаторцев сорвался, чуть ли не впервые в жизни. Он смотрел на Ветлугина белыми от бешенства глазами и прерывающимся, яростным голосом швырял ему в лицо:
– Ты давно уже не завлаб. Ты ноль, пустое множество! Я, а не ты, я реально тащу весь груз, ты же за моей спиной "дышишь воздухом чистого познания". Это твои слова, фарисей и лицемер! Так дыши им, пока дают, а нормальным людям жить не мешай!
– Нормальный человек? – голос Ветлугина был полон невыразимого презрения. – Взбесившийся пес скорее. Бездарная посредственность, гадящая на святое. Где же раньше мои глаза были? Уничтожь эту мерзость и убирайся добром. Ты настолько тоскливо зауряден, что не сможешь набраться незаурядности, живи ты хоть мафусаилов век!
Именно последней фразы Алаторцев простить не мог, худшего оскорбления для него не существовало. Однако впрямую Ветлугин разоблачением не грозил, не так-то просто было это сделать. Да и чисто психологически человеку его поколения и воспитания было бы безумно трудно сообщать о чем-либо властям предержащим, в рамках его этических норм это отдавало доносительством… Но в такие тонкости Андрей Феоктистова не посвящал. Напротив, педалировал свою панику, пытаясь напугать и Геннадия Федоровича. Трековая гонка подходила к финишу. Пора "стрелять с колеса", лидер ему больше не нужен. Он сам станет лидером, а Ветлугин должен понести наказание за свою глупость и свои слова. Суровое наказание.