Человеческое негодование пересилило профессиональные навыки. Сдержись он, останься в рамках избранного вначале тона, и разговор мог бы сложиться по-другому. Алаторцев был подлецом, но не трусом. Словно боксер, пропустивший страшный встречный удар, он медленно приходил в себя. Нокаута не получилось, лишь нокдаун.
– Повежливей, на "вы" и без угроз, – Алаторцев говорил еще с трудом, но с каждым словом все надежнее брал себя в руки. – А то есть такая статья в Уголовном кодексе – злоупотребление властью или служебным положением. И есть другая – об угрозе нанесения телесных повреждений.
– Законник, надо же! Когда убийство своего учителя Ветлугина планировал, так поднатаскался? А на "вы" такую выхухоль называть у меня язык не повернется, так что перетопчешься. Отвечай на вопросы, иначе, даю слово чести, расстанусь с погонами, но челюсть тебе, выродку, сломаю. Кто и когда познакомил тебя с Феоктистовым? Переверзев?
– Не знаю ни того, ни другого. И вообще…
– Ну и дурак! Переверзев свои показания подтвердит, Феоктистова мы дожмем сегодня, и секретарь его тебя запомнил.
Тут Лев выдавал желаемое за действительное. Крячко звонил ему поздно вечером, его разговор с Сергеем Переверзевым, как и гуровская атака на секретаря Феоктистова Олега, удалась наполовину. Сам Станислав был стопроцентно уверен в их версии о знакомстве двух основных фигурантов через Сергея, но тот об этом прямо не сказал. Хотя своих приятельских отношений с Алаторцевым не отрицал. Гуров вспомнил вчерашний доклад Станислава:
– Говорю ему: уже погибли два человека, одного из них – Мариам Кайгулову – ты, наверное, знал. Он аж с лица сменился, губу закусил. Я его все убеждаю: дескать, от твоих слов, возможно, зависит жизнь твоего приятеля, ты же своего шефа знаешь. Знакомы они с Алаторцевым? Молчит, так и не сказал ничего. Не хочет друга выдавать. А вообще понравился он мне, Лев. Что-то есть в нем простое такое, хорошее. И боец отличный, мы с ним для знакомства спарринг провели. Он меня одной левой заделал. Как его в этот "грифячий" питомник занесло? И дружка выбрал… бр-р…
Алаторцев, услышав слово "показания", старался не подавать виду, насколько он обеспокоен:
– Устраивайте очную ставку. Не забудьте повестку прислать. А сейчас убирайтесь отсюда и не пытайтесь меня запугать. Не выйдет!
– Я уйду, – голос Гурова опять сделался холодновато-спокойным, – но на прощанье выслушай меня. Учти, ты – мой личный враг, я тебя ненавижу и все равно посажу. Если успею. Я знаю про твои мерзкие делишки уже почти все. Но, Алаторцев, не только я. Твоя афера с героином раскрыта, да-да, а ты думал, что всех умнее? Пойми, для криминала ты – слабое звено. А теперь и бесполезное, раз аферист… Ты еще живой по недоразумению. А я тебя охранять приказа не получал, и, скажу по секрету, если вдруг получу, то выполнять буду спустя рукава. Догадываюсь, надеешься на "как карта ляжет", так вот зря! Твоя карта бита при любом раскладе, и самое безопасное место на земле для тебя – тюремная камера. Решишься на явку с повинной – милости просим, суд даже срок скостит. Но слишком долго не раздумывай.