"Надо же, секретарь, а не секретарша! Это что, нетрадиционная сексуальная ориентация господина Феоктистова или специфика сурового охранного труда? Что-то я никак от телефонной трубки сегодня оторваться не могу и из кабинета выбраться. Разнежился. Эх, где она, любимая рукоятка верного шпалера и романтика засады! Особенно когда поздней осенью да в мокрых кустах и двое суток не жравши… Ладно, последний звонок Станиславу, и вперед, на мины". – Сыщик вздохнул и набрал номер крячковского мобильника. Станислав, как выяснилось, был уже совсем рядом с управлением.
– Слушай, я сейчас еду к этим охранникам, на Севастопольский проспект. Подъезжай туда, немного подождешь меня, там и встретимся. Я на машине, оттуда вместе в управление двинем, заодно и поговорим. Знаю, что ты голодный. Поэтому найди там какую-никакую харчевню поближе, понял? За рулем я буду, так что можешь маленько продопингировать. Наведи контакты в харчевне, пообщайся с народом за рюмкой чая, ты в этом мастак. Лишнего не надо, людей напугаешь.
– Боже правый, ты о моем здоровье и настроении заботишься, Гуров? – В голосе Крячко явственно слышалось удивление. – Чего такие сложности и при чем тут аборигены?
– И о настроении тоже. Но не рыдай от умиления, больше о деле. Наверняка в забегаловку, которая поближе, народец из "безопасности" заглядывает. Время как раз обеденное. Попробуй разговорить кого-нибудь. Закинь удочку, может, тебя карьера охранника прельщает… Меня интересует, что народ об этом "частном охранном" говорит. Элементарно, Ватсон! Еще десять тысяч ведер – и золотой ключик у нас в кармане. А как насытишься и наговоришься, позвони мне прямо оттуда на мобильник, скажи, где тебя искать.
– Лев, ты голова, – настроение Станислава явно повышалось прямо на глазах. – Пельмешков тебе взять в забегаловке или как?
– Сам возьму, как закончу с их директором общаться. Если аппетит останется. Не удивляйся, кстати, если я тебя при разговоре в оперативных целях "господин генерал" называть буду. Мобильник от радости не вырони. Это, может, мне для неизгладимого впечатления на Феоктистова пригодится, пусть послушает.
– Да хоть министром, хоть генералиссимусом, – Крячко откровенно и весело заржал. – До встречи, Лев. Конец связи.
Алаторцеву было скверно. Физически, морально – по-всякому. И винить в этом некого – только самого себя. Ошибся он, недооценил эту истеричную дуру. И что теперь делать?
Он подошел к громадному лабораторному холодильнику, пошарил на верхней полке и достал блюдо с подсохшими бутербродами. "От субботних поминок остались", – подумал Алаторцев, взял один и, подойдя к своему столу, быстро выпил приготовленную заранее почти полную мензурку мутновато-розовой "несмеяновки". Занюхал бутербродом. С трудом, сдерживая отвращение, прожевал половину. Никто не видел его. В этот ранний час – еще только близилось девять – в лаборатории суетился лишь молодой Саня Кротов со своим студентом. Но Алаторцеву было все равно. Хоть бы и видели. Он нуждался в допинге, и немедленно.