Не выдержала тётка, показала, где спрятала солдатика, на сына похожего. Нас погнали в избу, а его тут же и расстреляли у нас на глазах. Он и впрямь на Родьку похож был, такой же белобрысый, курносый…
…После войны думаю: надо в люди выбиваться. Поехала в Москву на ткацкую фабрику, стала работать. Хвалили меня очень. Работа тяжёлая. А мне в радость. Звание знатной ткачихи заслужила. На Доске почёта висела. Пальто зимнее справила, квартиру дали. И пенсия вышла хорошая. Это уж потом, с перестройкой этой, стала, как все, гроши получать.
Родных уж теперь не осталось, одна я. Муж? Нет, замуж не выходила. А звали. Мужчины — это те… ноги в сапогах и штанах, что убивают Шарика и Родьку. Как кто начнёт ухаживать и дойдёт до обжиманцев-целованцев, и как подумаю, что вот это… от чего дети родятся, делать надо будет, — тот самый смертный страх сразу к сердцу и подкатит. Все мужчины на одно лицо — штаны, сапоги, смерть. — Я взглянула на Валентину и поразилась: передо мной сидела совсем другая женщина — сухонькая, сжавшаяся в кулачок, с перекошенным лицом и невидящими глазами. — Потому и деток нет. Их без мужика как заведёшь? Вот только сейчас придумали что-то — «из пробирки». А раньше такого не было. А мужики — ну что мужики? Нет, вот бухгалтер у нас на фабрике, Илья Львович, тихий был мужчина, степенный, начальник смены Степан Петрович — активист, затейник. Тоже сватался. Так-то, когда они на рабочих своих местах сидят, в бухгалтерии или в кабинете, они вроде и не мужики вовсе, а так, человеки, вроде нас с тобой. А как глазами заблестит на меня, на танцы пригласит или конфеты подарит, — такая тошнота меня брала, аж до рвоты. Убила бы. — И отвернулась к стенке, всхлипнула тихонько. Помолчала и заключила: — А жизнь я хорошо прожила. Как люди.
Вдруг разом отпустила нечеловеческая боль, казавшаяся нескончаемой, и в ускользавшем сознании Софи промелькнуло: всё! дитя родилось…
Роды были тяжёлыми, долгими, хотя рожала она во второй раз и, будучи врачом, готовилась к ним всерьёз. А беременность она переносила легко. Есть у акушеров такое поверье: девчонки — они не такие вредные, как мальчишки, вот мальчишки вызывают токсикоз, а девочки — создания воздушные, безобидные, матерям нетрудно их вынашивать.
Дома её ждали шестилетний сын и мать. Отец ребёнка её не ждал, он был далеко, в своей новой, столичной семье. Забеременев, она уже знала, что его не удержать. Мать уговаривала сделать аборт, но Софи хотелось дочку — как прощальный его дар, как будущую свою радость. И вот… Но что это?! Очнувшись, Софи осознала, что вокруг — только приглушённые голоса акушерок, а голоса младенца не слышно. Не закричал, как положено всякому живому и здоровому младенцу.