- Лёля! Ты с ума сошел? – забрал, отбросил нож. – Сильно? Вены? Скорую?
Олег, глядя куда-то вдаль, мимо него, отрицательно качал головой.
- Глупый. Глупый. Родной! – Мишка, привстав на колено и не отпуская Олегова плеча, выдернул одну из полок, достал оттуда аптечку, ту самую, когда-то принесенную Игорем. Зубами вскрыл бинт, достал перекись водорода. – Дай сюда!
В Таджикистане старшине Самсонову не раз приходилось бинтовать огнестрел. Он видел тела, развороченные осколочными снарядами. А после ранения сам полчаса лежал под чернильным душным покрывалом южной ночи, вжимая себе под ребра набрякший кровью ИПП*, боролся с наплывающим беспамятством и не знал, идет ли к нему помощь. Поэтому сейчас он умело и быстро обмыл руки любимого и стал накладывать повязку. Покосился Олегу в лицо:
- Больно? Сейчас дам что-нибудь… анальгин.
Но Олег безучастно качал головой. Мишка затянул раны, бережно уложил перевязанные кисти к себе на колени, накрыл своими ладонями и наклонился, укрывая, защищая их грудью от этого мира.
- Я люблю тебя – любого! – заговорил он, опускаясь лицом всё ближе к бинтам и слабея от слез. – Давай Юрку бросим. Просто бросим и всё! Деньгами будем помогать, а встречаться – нет. Его Светка вырастит: он уже не маленький, она его любит. Может, я когда им помогу, а тебе и знать этого не обязательно. А меня – бей, если тебе надо! Я вон какой здоровый, что мне станет!?
- Нет, – голос Олега был отрешенным. - Если ты мне не веришь, то – всё!...
Мишка собирался сказать что-то неискреннее, утешающе-слащавое, что говорят маленьким детям и безнадежным больным, но, подняв взгляд, встретил переполненные отчаянной боли глаза Олега и осекся. И потом сказал очень твердо и очень серьезно:
- Лёль, давай ты мне всё расскажешь. Всю правду. С самого начала.
- Я ни разу его не ударил, - Олег вздрагивал от начинающей бить его плечи лихорадки. - НИ РАЗУ. Никогда. Я скорее покончу с собой, чем подниму на него руку. Ты на нем синяки искал? Тогда, у Игоря.
Мишка опустил глаза и молчал. Но Олег требовательно повысил голос:
- Искал?
- Да, - тихо выдохнул Мишка.
- Нашел?
- Нет.
- Их не было. И быть не могло. Это – мамины страхи. И Наташкины. И как-то они еще стали твоими. Я сам всё время жил под этим страхом. Оттого и детей не хотел. …Знаешь, я всё тебе расскажу. Но только… когда темно станет, ладно? Я не могу при свете.
- Темно теперь в августе станет. Белые ночи же!
- Ну… подождем.
- Ладно. А сейчас едем к Игорю. Там один порез – глубокий, нужно шить.
* * *
Бывают дни, когда начинаешь хуже думать о человечестве.