Они были у себя дома, в Новгороде. За окном вместо прибоя шелестел по последним листьям занудливый октябрьский дождь. Олег перед сном, видимо, отвоевал-таки кусочек одеяла. Но плечи и лопатки его были раскрыты. Мишка бережно укрыл его, прижался грудью к прохладной спине и только сейчас почувствовал, как сильно у него стоит. Он закрыл глаза – и снова примерещилась ему та бесстыдная картинка. Не в силах терпеть, он привстал на локте и зашептал на ухо Олегу:
- Лёль! Я хочу свою принцессу! Сил нет как… Ты – готов? Ты – дашь?
Олег, прижимаясь озябшими лопатками к теплому Мишке, сонно проговорил:
- Времени-то – сколько? До утра никак не ждет?
Мишка вместо ответа прижался к его копчику каменным членом.
- Я понял! – вздохнул Олег, поворачиваясь вниз лицом.
- Лёля! Любимый! – восторженно шептал Мишка. – Ты – мой! Я тебя не отдам никому!
Закрыв глаза, он снова представил себе дворик у бассейна. Только теперь, наклонив Олега над лежаком, он плавными движениями вторгался в его тело, отклонялся назад, замирал на бесконечное мгновение и, оглядев пораженных, смущенных девчонок, снова «брал» любовника уверенно и по-хозяйски спокойно. Он кончил очень сильно. И, благодарно целуя любимого в шею, прошептал:
- Прости, Лёлькин! Спи!
- Только раздразнил, паршивец! – пробурчал Олег.
- …Поцеловать? – предложил Мишка, скользнув рукой к поднявшемуся члену любовника.
- Фиг тебе! Спать давай. Утром доделаешь. Медленно, неторопливо и так, чтоб – без рук! – и потом насмешливо добавил: - Кто снился-то? Янка?
- Ты снился, - Мишка ласково гладил Олеговы пальцы. – Ну и Янка немного. Но это ж – ты сам виноват!
«Носила» Света очень тяжело. В середине октября на две недели вышла на работу, потом снова «загремела» на больничный. На таможне уже знали про ее беременность, и имя будущего папы быстро стало секретом Полишинеля*. Олег дома пересказывал навязчивые и часто противоречащие один другому советы, которыми его грузили бесцеремонные «кумушки». Мишка отмахивался:
- Забей на них! Я лучше Андреичевой жене позвоню, она вернее скажет….
Откуда ему было знать, что Андреич, слушая, как его Татьяна инструктирует Мишку про токсикозы и отеки, от злости стискивает кулаки!?
Когда впервые после лета привычной компанией собрались в Питер на футбол, Андреич уточнил у Самсонова с ехидцей:
- Один поедешь? Или?…
- Вдвоем! – Миша не понял его подколки.
Андреич ждал, что Самсонов приведет знакомиться свою беременную кралю. Но тот явился, как ни в чем не бывало, с Олегом. Андреич исподтишка косился, пытаясь углядеть изменения в их отношениях, но всё было по-прежнему: они также сели рядом, также беззаботно, в голос, хохотали над солеными Лехиными прибаутками. А когда на питерском перроне пробрал всех до костей пронзительный балтийский сиверко*, Олег тормознул Мишку и, плотнее завязывая на нем шарф, строго сказал: