Он утвердительно кивнул. Если он хотел – он получал. Кое-где по этому адресу проживают чертовски титястые особы. Впрочем, сказать по правде, он иногда «пользовал» и вполне «средненьких». Но это никогда не было насилием. И всегда достаточно зрелых. Молоденьких – никогда. Он, конечно, циник, но не изверг. Марина была ему очень симпатична. Он как-то понимал, что она – не девственница, и секса не чурается, но он не хотел с ней, даже если бы не по прихоти (а всё-таки, всё, происходящее от него по этому адресу, было не естественно).
Поев и поблагодарив, он спросил:
– Деньги найдутся?
– Тысяч шесть, наверное, – ответила Марина, чуть прикинув в уме.
– Я возьму четыре. Будь добра.
Марина пошла за деньгами в дальнюю комнату. Когда она вернулась, он уже стоял в прихожей, надевая рюкзак. Она протянула ему несколько пятисоток.
– Вот.
– Спасибо. – Он взял деньги и, не считая, сунул в карман куртки. Он был уверен, что там – восемь купюр.
– Ты ещё придёшь? – спросила она трудно определяемым тоном.
– Нет. Я в вашем городе проходом.
– Честно говоря, это успокаивает, – сказала она всё тем же тоном.
– Прощай.
– Угму, – буркнула она, кивнув.
Спускаясь, он слышал как Марина, с лёгким лязгом, закрыла железную дверь, а потом, еле слышно, внутреннюю. Он не знал, что происходит с его «хостами» после его ухода, но почему-то был уверен, что остаётся всё нормально. Даже с теми женщинами, которые… подчинялись его желанию. Это – неправильно, конечно, но не патологично, в принципе.
И в этом городе ему повезло. В предыдущем по адресу живёт конченый алкаш, так что с «домашней кухней» вышел облом. Да и на подростков натыкаться приходилось. И на пустые квартиры. Что ни говори, повезло.
Ты таки запал на девку! Понра-а-авилась ведь?! Захотел же?! Да, ты не стал её «пользовать». Но ведь не отказался бы, если бы «нормально»? И отсутствие больших титек не испортило бы тебе «обедни». Так ведь?! Да, ты осознаёшь, что, по возрасту, она тебе в дочки годится. Но вспоминаешь ты её совсем не по-отцовски.
И как было бы здорово спать, голым, в постели с ней, а не одетым чёрт-те где и чёрт-те на чём. И, накрывшись одеялом с головой, ощущать тепло и запах её тела. Это тебе не с полотенцем на роже спать. Да и просто, что бы рядом… проживать…
Ладно, не хочешь «брать грех на душу» – и хрен с тобой! Иди, вон, хоть сдрочни, прикинув – брито у неё ТАМ, или нет. Хоть какое-то удовольствие. И топай дальше с ощущением собственной – абстрактной, между прочим – «хорошести».
Ему нравилось ходить по ночному городу. В небольших городах по ночам ездит очень мало машин. И прохожие – редки. Есть что-то приятное в пустоте, заполняющей междомовое пространство. И сами дома с глянцево-чёрными бельмами окон воспринимаются как вместилища (если не влагалища) жизни: известно, что внутри их – человеческое тепло, запахи, тела, и всё это вне сознания. Но это что-то типа «вещи в себе»; то, что просто знаешь, вне испытанного опыта «познания» конкретных квартир. Правда, редкие освещённые окна вносили некоторый диссонанс в это восприятие, но не критично; что-то типа мелкого нервного тика на лице покойника, близь уха.