Он провёл ладонями по хмурому лицу и тяжело вздохнул. Не сегодня. Это произойдёт не сегодня. Но его давно не радовали отсрочки. Так только хуже. Ожидание неизбежного – мучительно в своей безнадёжности. Когда точно известно, что будет, настоящий момент теряет всякое значение, являясь пустым временем ожидания. Ему оставалось только ждать. И он ждал, сидя в полуразвалившейся беседке заброшенного городского сада.
В свои неполные шестнадцать, Юля была хорошо сложенной девушкой с лицом, в котором всё ещё проблескивало детство. Это придавало ещё большее очарование её уже чисто женской деловитости в повседневном поведении и в обиходных привычках. Видеть в девочке женщину, а в женщине девочку – упоительное удовольствие, которую несут в мир девушки, нимфетки, женщинки. Нормальный человек, поневоле (так устроен) оценивая их стать и сложение, не может игнорировать проскальзывающую в мимике, в тональности голоса детскость. И срабатывает тормоз. Должен срабатывать.
Юля с подругой, не спеша, прогуливались по вечернему бульвару, увлечённо болтая о чём-то явно им интересном, и не замечали, что за ними упорно следует худощавый мужик неопределённого возраста. Он случайно приметил эту не по-возрасту «соспелую» девку, и испытал сладкую смесь искушения и дразнящего своей запретностью предвкушения «того самого».
Уже несколько дней он наслаждался порочно-приятными помыслами. «Какая соска! Это ж надо – в таком возрасте и такие буфера! Наверняка уже не девочка. Вон как жопкой вертит. Поди даёт и берёт только так. А если и целка – так ещё лучше. Надо проверить. При такой спелости да сочности глупо томится в воздержании. Сделаем всё со смаком и растягом. Но какая попа!».
Осознав, что идёт по улице широко улыбаясь, он прикрыл рот кулаком и неестественно прокашлялся. Увидев, что подруги свернули во двор, он проводил взглядом ладно сложенную фигурку, расправив плечи, глубоко вздохнул, и бодро зашагал прочь.
Из-за густой листвы окружающих деревьев сумерки в беседке наступили раньше чем в остальном мире. Именно ощущение того, что он находится в обособленном мирке, давало ему хоть немного успокоения. Но прошлое все равно тяжело давило на мозг, буквально вдавливая череп на верхние позвонки. И как всегда накануне, ему вспоминался самый первый раз.
Это была растерзанная девочка лет двенадцати и толстый тип, слизывающий её кровь со своих сарделькообразных пальцев. Это зрелище сорвало все его человеческие «предохранители», и он совершил своё первое убийство. Он буквально вырвал голыми руками жизнь этого ублюдка вместе с горлом. Он и не представлял, что может так легко оборвать чужую жизнь, ни почувствовав вообще ничего. В нём даже не шевельнулось чувство удовлетворения от свершённой справедливости.