«Пустует нынче дом. После того, как Наташенька умерла, бабка Степанида совсем плохая стала, и младшая дочь забрала её к себе в город. Говорили, будто дом под дачу будет, но в этом году так никто и не появлялся. А ты помнишь Наташу?», – спросила она с грустной улыбкой. Никита кивнул, невольно вздохнув.
«Я ему рассказал про Наталью», – сказал вошедший в комнату дед. Баба Катя кивнула каким-то своим мыслям и ушла на кухню.
Вскоре они легли спать, и лёжа в настоящей ночной темноте, возможной только в деревне – когда даже квадрат окна можно увидеть только боковым зрением, поскольку темнота в помещении, всё-таки, немного гуще уличной, – Никита несколько раз подносил ладонь к лицу, пытаясь увидеть хотя бы неясную тень. Бесполезно. Тогда ему подумалось, что его настоящее положение в этом мире такое же двоякое – определённо, он существует, как и его рука в темноте, но как-то это не очень очевидно на данный, текущий момент. Конечно, мыслить – значит существовать, но ведь существовать – ещё не значит жить. В конце концов он уснул, убедившись в бессмысленности поисков каких-либо здравых объяснений произошедшему с ним.
Следующие два дня были пусты и по ощущениям и по состоянию сознания. Никита целыми днями бродил по лесу, заходя дальше обычного, а потом упорно концентрируясь на том, чтобы отыскать путь назад. Утомление от ходьбы приглушало мысли и гасило эмоции. Отсутствие резких переживаний воспринималось сознанием с облегчением, как признак того, что всё в порядке.
Наталья появилась вновь на третий день, когда Никита сидел на берегу деревенского пруда в состоянии спокойного бездумья. Одета она была так же, как и в прошлый раз. Тихо и нежно поздоровавшись, она на траву рядом с Никитой, вытянув ноги и скрестив их в щиколотках. Никиту снова охватило чувство раздвоенности. Он ощущал живое тепло, исходившее от Наташи. Он слышал её дыхание, от которого вздымалась её грудь, слегка натягивая, а потом отпуская ткань майки. И запах. Запах женского, живого тела. Это всё оттесняло знание о её смерти в область абсолютного неприятия.
Некоторое время они молча смотрели на гладь пруда. Потом она обернулась к Никите и робко и немного жалобно спросила:
«Ты знаешь, что я умерла?».
Никита резко вздрогнул, и посмотрел в её печальные глаза. На его лице подвижно отражалась вся внутренняя мешанина противоречивых мыслей и чувств.
«Знаешь», – грустно кивнула Наташа, и глубоко вздохнула. Вдруг, она порывисто обняла его за плечи своими тёплыми руками и прижалась к нему всем телом.
«Я ничего не понимаю, Никита, – зашептала она ему в самое ухо, – это так странно. Я вдруг стала снова живой, но точно знаю, что уже умерла. Я внезапно как бы появляюсь, ощущая себя совершенно живой, а потом так же внезапно просто перестаю быть. Это так пугает. Но сейчас ведь я живая и для тебя, а не только для себя, правда? Так как же так?».