Взять, например, так превозносимое практически всеми слово «Любовь». Что оно определяет? Большинство людей скажут – нежное чувство одного человека к другому. Но это будет верно лишь отчасти. Прежде всего, не «чувство», а «чувства». Разнообразие эмоций, которые люди могут испытывать друг к другу, слишком велико, чтобы каждую из них можно было определить отдельным словом. Да и нужно ли? Так почему бы просто не наслаждаться своими эмоциями, а не стараться навесить на них красочный ярлычок «Великого чувства»? Излишний символизм слова «Любовь» заставляет людей предъявлять завышенные требования к своим эмоциям, низводя те из них, которые, как им кажется, недостаточно сильны и глубоки в ранг «приятных мелочей», тем самым обесценивая то, что могло бы сделать их счастливыми. В поисках великого теряется насущное.
Несколько иная ситуация со словом «Смерть». Оно как раз определяет конкретную вещь – прекращение функционирования живого организма. Казалось бы, о чём ещё рассуждать? Но нет. И это слово стало символом, о котором можно пофилософствовать, поразмышлять с глубокомысленным видом, утверждать что-либо, с претензией на истину, не особо утруждаясь доказательством того, что нельзя опровергнуть. Слово «Смерть» стало означать не только сам процесс умирания, но и то, что следует после. Как будто нет никаких сомнений, что это «после» существует. Более того, существуют различные версии и варианты, описывающие это самое «после». Таким образом, по воле человеческой, слово «Смерть» приобрело дополнительное значение жизни после Жизни, чем немного «ретушировало» своё, такое пугающее, всё-таки, людей, основное значение».
Дойдя до этого места, Никита перестал печатать, и некоторое время неотрывно смотрел на мигающий курсор. Ему подумалось, что только люди живущие полной жизнью могут мечтать о возможности некоего своёго существования после смерти. Но вряд ли такая перспектива прельщает людей, которые ощущают себя не живущими, а лишь существующим. Для таких людей смерть предпочтительней как прекращение всего, чем как переход от одного вида существования к другому.
От работы над переводом мысли Никиты упорядочились, и теперь он мог даже несколько отстранённо проанализировать, что его так сильно поразило в этом тексте. Он понял, что написанное в первом абзаце напомнили ему слова Наташи о вещах, которые «просто» происходят. Он усмехнулся, поймав себя на том, что надеялся обнаружить в тексте какие-нибудь объяснения тому, что произошло с ним в деревне, проигнорировав слова о том, что никаких объяснений не существует.