Река дала извилину вокруг ближайшей скалы и вдруг, на последнем подходящем для высадки участке берега я увидел огромную ель, сваленную через узкую протоку реки. А дальше, эта река уходила в топи болота за самый горизонт между соседними хребтами. Шанс был единственным и если им не воспользоваться, последствия для нашей группы могли стать непредсказуемыми. Тем более у нас был раненный стрелой охотник и девушка с глубокими травмами ног. Поток стремительно приближал нас к ветвям ели, низко нависшим над водой. Тырыый думал тоже только об этом и когда мы подошли вплотную к дереву – выкрикнул команду к «эвакуации» с плота. В момент прохождения под стволом все разом прыгнули, как можно выше к стволу, ухватившись за крупные ветви. Плот во время толчка десяти ног резко ушел под воду, и прыжки оказались не такими эффективными, как хотелось. Смолянистые, колючие ветви ели, как будто сопротивлялись «насилию», когда мы на них повисли. Охотники с вождем быстрее выбрались на ствол, их мускулатура казалась похожей на мощные стальные канаты, не знающие боли и усталости. Ырыс тоже подтягиваясь на руках, как заправская гимнастка, приближалась к стволу, а вот я в своей одежде, да ещё поверх неё в шкуре с сумкой через плечо, висел, как ёлочная игрушка, медленно соскальзывая вниз к мощному потоку реки. Брызги бурлящего потока уже мочили мои кеды, и я с ужасом представлял, как моё утонувшее тело будут обгладывать рыбы, раки, улитки и прочая неизвестная донная живность, как вдруг я почувствовал, что сильная рука ухватила меня за шиворот и, как подъёмным краном, подняла и приземлила на ствол импровизированного моста. Это был Тырыый. В этот миг я подумал, что не зря он был выбран вождём племени – сильный, мудрый, не думающий только о себе, но и заботящийся о других. Я выдохнул воздух, от напряжения застрявший у меня в грудной клетке. Живём дальше.
Дальше, путь наш лежал на северо-запад в сторону ближайшей горы, за которой должно было быть озеро. Но, прежде всего, нужно было сделать остановку, подсушить одежду и подумать о еде, ведь плот унес с собой весь наш провиант и большую шкуру, которую мы позаимствовали у племени чужаков, а потом использовали, как одеяло, как навес шалаша, как палубу плота. День был в разгаре, по небу быстро бежали небольшие облака, северо-западный ветер пытался проникнуть под мокрую одежду. Вокруг нас плавно звучала «симфония жизни». В ней солировал каждый, и кузнечики в траве, и крики птиц из ближайшего леса, и шум протекающей реки с плеском выпрыгивающей против течения мелкой рыбы, и скрип стволов от порывов ветра, и сам ветер, шелестящий листвой мелкого ольхового кустарника, шуршащий травинками. Иногда до нас слабо долетали крики мамонтов, и каких-то других крупных животных. О близком присутствии озера оповещали крики чаек, кружащих вдали и с огромной скоростью начинающих падать в воду за рыбой, уходя от нашего взора за гору. Мы нашли недалеко от берега укромное местечко между большими валунами, собрали на берегу сухой тины и хворост. Спичек больше не было. Охотники, очень умело используя физические законы трения, добыли огонь и постепенно костёр разгорелся в полную свою силу. Удочка уплыла в небытие вместе с плотом, и наловить рыбы на обед уже не представлялось возможным. Тырыый со здоровым соплеменником пошли вдоль реки по краю лесной опушки поискать дичь, а мы остались поддерживать костер и сушить одежду. Через некоторое время они вернулись, неся в руках по паре зайцев и ободрав их – зажарили на костре. Шкурки, снятые чулком, мехом внутрь, я натянул на свежесрезанные толстые ветки, загнутые дугой и камнем стал очищать заячью кожу от лишних комочков жировой прослойки и кожных уплотнений. Они, конечно, были очень тонкими, и подкожного жира практически не было, так как был «не сезон» для охоты, но и, высыхая, эта прослойка придавала шкуркам жесткость, что было крайне неудобно, когда из них начинали делать одежду. Хотя и у них была определённая технология – высушенные шкурки они разминали между камнями, укладывая на один большой плоский и поколачивая вторым, более мелким. Это действо придавало им некоторую мягкость, но раньше, они ни когда не натягивали шкурки на каркас из веток, а просто сушили у костра и «отколачивали». Перекусив зайчатиной, все приободрились и, кстати, раны больных, после муравейника, перестали нагнивать и «на глазах» стали быстро заживать «как на собаке».