– Мать скажет, что тебе нужна порядочная девушка.
– Мария – порядочная девушка! – вскинулся Хаим.
– Но не еврейское дитя, – попытался мягко осадить старый Ицхак.
– Мне безразлично происхождение и вероисповедание моей будущей жены. Я люблю ее.
– Любовь, – проворчал отец. – Без денег, без сбережений… Голая любовь!
– Я достаточно зарабатываю, чтобы жить безбедно.
– Это ты сейчас так думаешь. Когда родятся дети, ты начнешь думать иначе.
– Может быть. Но я изыщу возможность не наживаться на чужом труде.
Старого Ицхака покоробил тон, с которым это было сказано.
– У тебя, я гляжу, появились большевистские мысли… С чего бы? Ты не глуп, Хаим, и прекрасно знаешь, что люди неодинаковы. Кому-то дан талант, кому-то – нет, кто-то удачлив, у кого-то вечная невезуха. Так почему одинаковым должно быть их положение в обществе? Всякий человек исполняет на земле жребий, данный ему Всевышним… Чем тебе не угодили деньги?
– От них чувствуешь себя мертвым.
– Ты еще никогда не жил совсем без денег, – холодно напомнил отец.
– Они – не главное.
– А что – главное?
– Любовь, – Хаим спокойно глянул в глаза сидящего перед ним старого человека. – Люди извратили ее значение, низвели до инстинкта, предали, продали, назвали блудницей, без вины пригвоздили к позорному столбу… То, что люди сейчас считают любовью, на самом деле давно потеряло смысл. А любовь есть, отец, она – живая, и можешь думать, что я говорю громкие слова, а я буду говорить то, что думаю… Любовь остается с тем, кто сумел увидеть не тень ее, не призрак, не предложенное толпой жалкое подобие, а ее – настоящую. Она не прилагательное к чему-то, она существует сама по себе и ни к чему не приспосабливается. Даже к так любимым тобой деньгам.
Старый Ицхак слушал, подавшись вперед, и – да пошло все к чертям! – любовался сыном. Хаим был красив какой-то новой чувственной красотой. Яркие глаза словно высекали искры, тонкие ноздри породистого носа трепетали. Ходящее в горле адамово яблоко выталкивало голос со знакомой хрипотцой. Такой же кадык был в молодости у Ицхака, потом пропал. Когда же он его проглотил?.. Старый Ицхак усмехнулся.
Пренебрежение сына к миру капитала, разумеется, носит не революционный характер. Хаим отстранен, ибо не ведал нищеты. В мальчишке силен унаследованный от него, отца, дух упрямства… Но он-то нашел применение своему духу! Вбил его в коммерческое вдохновение, в купеческий авторитет, в сберегательный банк… А оголенное упрямство сына нашло выход в несуществующих химерах…
В крови Хаима бродит наследственный вызов, сын так сотворен. Что же – ломать его теперь? Делать из него отверженного, парию?..