— Кто из них Матвей Ласточкин? — спросил я у воеводы.
— Тот, что справа.
— Не может быть, — я удивлённо уставился на тщедушного, сильно хромавшего мужичка.
— Почему?
— После того, что я слышал об этом человеке от вас и Аникея Петровича, то воображал себе могучего богатыря, способного схватить за шкирку двух человек и столкнуть их лбами так, чтобы те отдали богу душу. А он скорее похож на измождённого трудами крестьянина. Я совершенно не представляю, как он мог справиться с восемью вооружёнными до зубов злодеями.
— Вот-вот, и я о том же. Тут точно не обошлось без бесовщины. Он как пить дать с нечистой силой водиться. Вы про волчьи черепа на цепи слышали?
— Да.
— Сейчас их увидите. Брр. Дрожь по коже.
Когда мы приблизились Бахметьев бросил весло, поднялся в полный рост и закричал, чтобы рыбаки убрали оружие, так как в гости к ним пожаловали не воровские казаки, а сам саратовский воевода.
Артельщики помогли вытащить лодку и низко склонились перед Бахметьевым.
Матвей Ласточкин выступил вперёд.
— Вижу у тебя воевода ко мне серьёзный разговор будет, — сказал он.
Бахметьев кивнул головой.
— Раз так идём в землянку. Иринка нам чаю сделает.
Мы спустились в полутёмную землянку, одну из стен которой украшала толстая цепь, на которой с помощью железной проволоки были прикручены жуткие, оскалившиеся огромными зубами волчьи черепа.
— Чем же я так провинился, что по мою душу из самой столицы пожаловали? — поинтересовался Матвей Ласточкин, кивнув в мою сторону.
— Откуда ты узнал, что Артемий Сергеевич прибыл из Питербурха? — удивился воевода.
Матвейка Душегуб усмехнулся в рыжую бороду.
— Всё просто. Вы приплыли ко мне вдвоём, без гребцов и солдат, значит дело тайное, опасное, и ты не кому из своих людей в нём не доверяешь. Вьюнош явно не здешний, руки не мозолистые, спина сутулая, значит бумажный червь…
«Сам лучше что ли, душегуб окаянный», — мысленно обиделся я на бумажного червя.
— А потому с каким почтением ты воевода к нему относишься можно сделать вывод — вьюнош прибыл из столичных учреждений по важному государеву делу.
Выслушав всё это, я подумал, что ещё никогда не встречал столь быстрого умом и проницательного человека. Аникей Петрович был прав — если кто и может помочь мне в исполнении моей службы, так это он.
Тут в землянку проскользнула давешняя девушка с дышащим жаром чайником в руках. Быстро поставила на стол расписные татарские чашечки, налила в них чаю, положила рядом кусочки сахара, нарезала ломтями половинку пирога и, не сказав ни слова, упорхнула, сверкая босыми ногами.
Подождав пока сколоченная из почерневших от времени досок дверь закроется, Матвейка Душегуб произнёс: