В воздухе появляются разрывы снарядов со шрапнелью, слева и справа. Аппарат — на прицеле противника, могут сбить. Поручик Чекутов нервно толкает Евграфа Николаевича в спину, показывает рукой назад. Красноречивый жест наблюдателя означает: "Надо уносить ноги, пока не поздно". Но Крутень не спешит. Он поднимает "вуазен" выше, меняет курс, чтобы не дать противнику пристреляться. "Откуда у новичка такое хладнокровие? — думает Чекутов. — Действует, как опытный боевой авиатор. Или ему вообще не присуще чувство страха? Есть ведь такие люди. Но это ненормально".
Уйдя от обстрела, Евграф Николаевич внимательно осматривает воздух. Вдруг появятся немецкие самолеты, летящие бомбить Варшаву? Но вражеских машин сегодня нет.
Темнеет. Землю окутывает мгла. Уже не видно дорог, окопов, обозов, биваков. На небе одна за другой загораются холодные, колючие звезды. Горизонта не различить. Наблюдатель снова нервно ерзает на своем сиденье. Найдет ли молодой летчик дорогу на аэродром? Как пройдет посадка? Есть ли у Крутеня твердые навыки ночного летания? В противном случае можно разбиться в лепешку. Были такие случаи.
Чекутов вглядывается в фосфоресцирующую стрелку компаса. Как будто самолет держит правильный курс… И Крутень по-прежнему держится уверенно. Внизу уже просматривается извилистая полоса Вислы. В стороне от нее пламенеют факелы костров, освещающих аэродром. Наблюдатель облегченно вздыхает.
Еще несколько минут — и пилот уверенно сажает "вуазен" в начале летного поля. Пропеллер делает последние взмахи и замирает.
К самолету спешит штабс-капитан Грезо. Когда Крутень вылез из машины, Грезо пожал ему руку:
— С настоящим боевым крещением, поручик, да еще с ночным полетом. Пробыли в воздухе три часа пятьдесят минут. Есть о чем доложить?
— Безусловно, есть, — отвечает Евграф Николаевич. — Видели многое.
— Подробно изложите в донесении.
Данные разведки летчик излагает в донесений[3] точно, обстоятельно. В подписи заглавная буква фамилии написана необычно витиевато, снабжена лихими, вензелями. Так Крутень расписывался, когда был в Хорошем настроении. Другое дело, когда Евграф Николаевич был не совсем доволен собой. Тогда и подпись делает просто, без вензелей.
Боевая работа отделения продолжается. Экипажи самолетов на "вуазенах" и "моране" несут дежурство ночью. Поручик Крутень летает и при снегопаде, если он не очень обильный, низкой облачности. Нельзя допустить, чтобы враг бомбил Варшаву — этот огромный город с его многотысячным населением.
Продолжаются и разведывательные полеты над территорией, занятой противником. Меняются наблюдатели, летающие с Крутенем: то Казаков, то Федоров, то корнет Щегоцкий. Но Евграф Николаевич предпочитает отправляться на задание с Аркадием Казаковым. В воздухе, когда порой создается сложная обстановка, требующая мужества, воли, решимости, и тот и другой всякий раз убеждаются, что напарник не из робкого десятка.