Латышев проклял собственное любопытство.
– Не надо, не говори, это все трудно.
– Нет, это тогда, двадцать лет назад было трудно. Когда мне было одиннадцать, а они полетели на гастроли в Омск, а оттуда еще на вертолете, а вертолет разбился в тайге. Точнее, загорелся в воздухе и взорвался. Бах! – Подперев голову рукой, она с интересом разглядывала обескураженное лицо Латышева. – Да ничего. Не расстраивайся ты так. Потом было еще хуже. Я осталась с бабкой и дедом. Старыми. По крайней мере, мне тогда казалось, что они старые. И я все время боялась, что они тоже умрут. И даже заболела на этой почве. Что-то вроде нервного расстройства. Меня даже лечили в клинике. А дед с бабкой все-таки умерли. Сначала дед. Мы с бабушкой знали, что он умрет. И он знал. Но держался, как будто ничего не происходит. – Она нетерпеливо шевельнула узкими ступнями в ладони Латышева. – Интересно, почему они все делают вид, что ничего не происходит? Что они не умрут завтра, послезавтра, через месяц? Может, у них механизм какой-то включается, мозг что-то такое вырабатывает, вещества такие, эндорфины, чтоб не думать про это?
Латышев отвернулся к стене и закрыл глаза. Уж он-то, как никто другой, знал про все эти механизмы, про то, как они работают. Или не работают.
– А потом как-то бабушка сказала: «Вот, бедный Сашенька, – Сашенька это мой дед, – лежит там один в холодной земле, и черви его едят». Лучше бы она держала при себе глубинные познания. Потому что потом я все время думала про то, что там, под землей, в гробу, происходит и как это нехорошо, что такое происходит с людьми. Нечисто как-то. Люди должны иначе умирать. Ну, как мои родители, например. Просто исчезать, растворяться. Разве нет? – Она прохладной ладошкой повернула его лицо к себе. – Не отворачивайся. Смотри на меня.
Латышев повернулся и увидел прямо перед собой ее глаза: огромные черные зрачки и тонкая лучистая радужка вокруг. Двойное солнечное затмение. Наверное, что-то промелькнуло в лице Латышева, потому что девушка высвободила ступни из его ладони, отстранилась и проговорила огорченно:
– Нет, и совсем я не сумасшедшая. Но если бы ты знал, если бы знал…
Он, как вчера, подхватил девушку, положил на себя. Некоторое время она лежала неподвижно, а потом обхватила его, как вчера, руками и ногами и рассмеялась:
– Вот так-то лучше, правда? И к черту эти дурацкие разговоры.
Через час они сидели на полу, возле низкого журнального столика, и ужинали. Скатертью служила пестрая цыганская шаль, которую девушка после недолгих поисков извлекла из недр своего шкафа. Оттуда же были добыты узенькие бриджи и полосатая трикотажная кофточка с большим остроугольным вырезом, открывающим плечи и спину. Волосы она скрутила свободным узлом на затылке и проткнула двумя тонко расписанными деревянными палочками. И снова стала похожа на героиню какого-то старого фильма.