Граф сам признал, что говорил чересчур небрежно и прохладно. Батиста погрустнела, живой огонек в глазах погас.
Она немного помолчала и вновь спросила:
— А что если мама не примет меня? Что тогда со… мной будет? Что мне делать? Мне не к кому будет обратиться.
Этот вопрос граф не раз задавал самому себе, но так ничего и не мог на него ответить.
— А что вы сами думаете делать? — ушел он от ответа.
— Не знаю. Мне нельзя возвращаться в Англию. Папа в первую очередь будет искать меня там. Остается только жить в Париже. Но я боюсь, мне не удастся получить свои деньги…
Ее голос замер. Через минуту она начала снова:
— Вы только что говорили, что я образованна. Но не думаю, что мои знания принесут мне деньги. Я вряд ли смогу найти работу…
Она в отчаянии взглянула на него. Граф же подумал, что любой француз легко нашел бы ей применение. Эта мысль была ему весьма неприятна.
— Ни к чему расстраивать себя пустыми догадками, мадемуазель. Возможно, все обойдется, а мы напрасно испортим себе ужин, вздохнул граф. — Будем считать, что ваша мать бесконечно обрадуется вам, оставит жить у себя, а в жизни вам не грозят никакие неприятности.
— Как бы мне этого хотелось, милорд, — отозвалась Батиста. — Но, когда вы меня оставите, мне не к кому будет обратиться за помощью…
— Вы должны были быть к этому готовы, когда убегали от отца, — резонно заметил граф. — В конце концов на вашем пути я оказался совсем случайно, да к тому же мы едва знакомы.
Но эти слова не убедили Батисту. Для нее граф стал больше, чем просто знакомым. Он не только пожалел и помог ей. Их к тому же объединила и пережитая опасность. Это приключение сблизило их больше, чем смогли бы сблизить балы и проведенные вместе вечера.
Граф снова вспомнил, как она легла и заснула рядом с ним, полная уверенности, что он не даст ее в обиду.
«Она так молода и доверчива, — подумал он. — Что-то будет с ней в Париже?»
— У вас такое мрачное лицо, — упрекнула его Батиста. — Глядя на вас, можно подумать, что вы отбываете наказание, ужиная со мной.
Ирвин Хоксхед поспешил улыбнуться:
— Я прошу у вас прощения. Признаю, что не имею права так вести себя в обществе столь очаровательной дамы.
— А когда вы ужинаете с дамой, о чем вы обычно говорите? — спросила Батиста.
Графу почему-то не хотелось отвечать на этот вопрос. Обычно с дамами он говорил преимущественно о них самих, и за ужином его гостьи пускали в ход все свои чары, чтобы увлечь и соблазнить его.
— А как вы сами думаете? О чем мы разговариваем? — ответил он вопросом на вопрос.
— Когда я одевалась к ужину, я как раз подумала, — отвечала Батиста, — что в таком платье даме непременно захочется с вами флиртовать. Только я не знаю, что при этом надо говорить или делать.