— «Господь долготерпелив и велик могуществом… — говорила она, — и не оставляет без наказаний…» — Она сама говорила безнаказанно медленно, к тому же постоянно спотыкаясь о ругательства. — …Наум, глава первая, стих третий, чертов сукин сын!
Послышался раскатистый звон оплеухи. Я сбежал вниз по лестнице.
— Ничего, ничего — не оставляет без наказаний, — твердила она с каким-то пьяным смехом.
— Вон из этого дома, сейчас же, — услышал я голос деда. Однако тон его заметно изменился: в нем не было обычной холодной уверенности.
— Дже-ре-ма-я! — завела она нараспев. — Мой малыш, ты где? — И ему: — Или ты скажешь — он твой? Да, я же, кажется, кукушка-потаскушка, ты мне хочешь напомнить об этом?
Новая пощечина. Она рассмеялась, затем вновь завопила мое имя.
— Что, может, вызовем полицию?
— Немедленно оставь место сие, — твердо, но как-то неуверенно произнес он.
Я уже стоял внизу, у самой лестницы, тяжело отдуваясь. Никто из них так и не повернулся ко мне и не обратил внимания на мое появление.
— Идем, — сказала моя мать. Бабушка стояла рядом, в плотно обтягивающем стихаре. Лицо ее было удрученным, но взор пылал.
— Идем. Джеремая… — Сара протянула руку. Кожа ее светилась теплым медовым блеском, а пальцы были тонкими и хрупкими, как веточки.
Она даже не взглянула в мою сторону — я шел к ней, точно в трансе. Ее ладонь плотно сдавила мою. Дед молчал. Бабушка тоже.
— Ну, пока, — сказала она, пятясь к дверям и увлекая меня за собой.
Я обернулся к деду. На скулах его заходили желваки. Он ничего не ответил.
— Господь благословит вас за это дитя — и отдельная благодарность за то, что превратили его в «иисусика». — Она распахнула двери. — Чертовы ханжи, лицемеры! — выкрикнула она напоследок, захлопнув дверь, которая отрезала нас от былого мира.
Каменные ступеньки приятно холодили босые ступни. Она еще раз выругалась, обернулась и плюнула на дверь напоследок. Я не понял зачем, но мне показалось это забавным.
— Что такое? — посмотрела она так, будто только что заметила меня. — Слушай — как ты вырос! Должно быть, он кормил тебя на убой — не то что меня.
Волосы ее были коротко острижены и заткнуты зеленой шпилькой. В ноздре появилась блестящая сережка.
— Он ничего мне не сделает, — победно заявила она. — Потому что не захочет со мной связываться. — И потащил я меня по лестнице. — Я его обставила.
Что-то шелохнулось в полумраке. Она резко повернулась — и это отпрянуло.
— Говорила тебе — мы партнеры. Я тебя не брошу, — и похлопала меня по ладошке.
Когда с последней каменной ступеньки мы сошли на землю, мои босые пятки защекотала трава. Я рассмеялся. Видимо, она не поняла причину смеха и, бросив короткий недоуменный взгляд, потащила меня к стоявшему поодаль грузовику, попутно сообщив: