— Не делай этого!
Она даже не шелохнулась на мой крик, продолжая буднично рассказывать:
— Хочешь узнать, как это делается — суд Линча? Обычно сначала берут нож и отрезают твой сатанинский язык, потом выкалывают этим же ножом глаза — или вынимают их, так что они потом болтаются на ниточках — превеселое зрелище, все смеются и отмечают это как праздник. Ой, какие они будут злые на тебя — ты ведь столько раз их провел, столько раз оставил с носом.
— Пожалуйста, ну пожалуйста. — Подбородок у меня был уже мокрый.
Свет в кабине погас. Включив его снова, она стала выбираться из машины.
— Я пыталась помочь тебе. Но вижу, у меня ничего не получилось. Жди.
Дверь захлопнулась, и передо мной взметнулись красные, синие и желтые шаровые молнии. Они кружились по сторонам, зловеще и назойливо потрескивая, готовые взорваться одна за другой — или все разом. Тем временем она уже перешла дорогу и вошла в участок шерифа.
Внутри меня вскрикнули тысячи голосов, и я потерял способность видеть. Передо мной был только деревянный электрический стул с проводами, пустой, ожидающий, с блестящим тускло-серебристым рубильником. И смеющиеся лица вокруг, поддразнивающие меня, издевательские, и Рогатый с окровавленными вилами. Я вжался лбом в приборную панель. Мама говорила, что еще маленьким ребенком я мог колотиться головой день и ночь напролет. Поэтому меня заряжали в специальный аппарат, чтобы я щелкал лбом орехи. Я доводил ее до исступления, рассказывала она. Это Сатана боролся за мою душу. Я бился головой так, что ей приходилось закрывать шкаф.
— А ну-ка прекрати! — сильная рука схватила меня, вжимая в сиденье. Огромная волосатая ручища шерифа, просунулась в окно, сжимая мое плечо. Мать стояла рядом.
— Вот видите — я совершенно не могу с ней совладать, она не хочет ходить в школу, — говорила она. — Ей уже пора быть в четвертом классе. Без проблем у нас не получается.
— Давно вы в городе? — спросил он суровым голосом.
— Месяц.
— Ну, что ж, у нас есть классы для трудных подростков. Вы живете с Келвином Рейсом?
— Да, сэр, — заискивающе отвечала она.
— Значит, говорите, домашнее обучение? Посмотрим, что я смогу сделать для вас.
— Буду очень признательна, сэр.
Могучая рука отпустила меня. Он побрел прочь. Сев в машину, она достала зажигалку.
— Я уговорила его не забирать тебя. Я буду сражаться с Сатаной за твою душу, чтобы сделать тебя хорошим, понятно?
Я усердно закивал. Мы оба уставились на пустынную грязную дорогу, окаймленную деревцами, за ветровым стеклом.
— Тебя следовало бы наказать.
Я снова кивнул, соглашаясь, цвета усмирились. Буйство красок улеглось, мое зрение прояснилось.