Зато у меня был портативный телевизор на батарейках, отданный мне в безраздельное пользование Честером. Честер женился на моей маме два дня спустя после того как они встретились в городском бильярд-холле. Я крутил телик день и ночь. Честер только покупал мне новые батарейки каждую неделю.
Они все время пропадали в подвале: Честер с мамой и его друзья, приезжавшие на мотоциклах. Мне было строго-настрого запрещено появляться там, в таинственном подвале, куда вели скрипучие ступени. Даже близкое появление возле дверей было чревато трепкой. Мне уже досталось от Честера только за то, что я потрогал навесной замок, думая, они ушли, но даже после взбучки любопытство оказалось сильнее страха. Я то и дело сбегал вниз и дергал за висячий на скобах замок, пытаясь подсмотреть сквозь щель, что за тайна скрывается в подвале.
Мать почти не разговаривала со мной. Глаза ее, как и у Честера, были красными, с багровыми мешками век — будто кто-то долго чертил там карандашом для губ. Лежа на животе, на грязно-желтом коврике, я смотрел телевизор, краем глаза наблюдая, как мама расхаживает по гостиной. Она нетерпеливо вышагивала взад-вперед и как будто все время жевала, хотя во рту у нее при этом ничего не было.
На все вопросы она отвечала одинаково отстраненным «А?».
Честер всегда приносил мне обед в заморозке и сухой завтрак из гастронома, который они проезжали по пути домой. Он будил меня в четыре-пять часов утра, забрасывал уголь в печку и помещал мой жестяной поднос на небольшую полочку над углями. Примерно через полчаса разогревалось достаточно, чтобы я с волчьим аппетитом пожирал принесенное, во время просмотра утренней порции мультфильмов. Хлопья съедались потом.
Мама держалась от печки подальше. Она вообще сторонилась угля. Когда уголь кончался, Честер приносил еще порцию из подвала, где, похоже, хранился нескончаемый запас.
— Вот тебе уголька, — говорил он вполшепота, так чтобы мама не слышала, и бросал в черную квадратную печь. Его заплывшие красным глаза беспокойно двигались.
Честер возвращался из подвала постоянно возбужденный. Он, как мама, мерил комнату шагами, его длинное тело сутулилось под весом плеч и головы, проходя черным облаком по ухмыляющимся лицам моделей с журнальных обложек и гоночных машин, расклеенных по обоям жившим здесь в незапамятные времена фанатом.
А по вечерам он устраивал театр теней.
Я любил смотреть, как его проворные, находившиеся в постоянном движении руки лепят тени. Шестиглавые драконы, свирепые медведи, многогорбые верблюды нападали друг на друга и разрывали на части. Его пальцы на знали устали, терзая и кромсая, разрывая на части порожденных им мифических существ.