— А что, Джим, — заговорил мистер Гапкинс — как ты думаешь, что теперь ест твой «честный» знакомый? Дали бедняжке кусок хлеба с заплесневевшим сыром, да и будь доволен, правда?
— Я думаю, что так — поддакнул я.
— Поест он, да и завалится спать где-нибудь на угольном мешке, вместе с крысами, а?
— Да уж конечно, — засмеялся я вместе с мистером Гапкинсом.
— У тебя очень хорошенькая спальня, — заговорил он снова после минуты молчания. — Ты найдешь там, в комоде, рубашки и все белье. Платье там также висит хорошее, не знаю только, будет ли тебе в пору. А что, есть у тебя часы?
— У меня, часы! Да я никогда и не мечтал о такой роскоши!
— Я сейчас тебе принесу. Мои мальчики всегда ходят в часах.
Он вышел из комнаты и через минуту возвратился, неся в руках прелестные серебряные часы, с длинной серебряной цепочкой. Он сам надел их на меня и очень ласково научил меня, как заводить их. При виде блестящей цепочки, болтавшейся поверх моей курточки, я почувствовал такую разницу между собой и несчастным Рипом, что не мог думать о нем иначе, как с сожалением.
После ужина мистер Гапкинс выпил стакан грога, выкурил сигару и, спокойно усевшись на диване, попросил меня рассказать ему, что я видел в театре. Я охотно согласился на это и принялся подробно передавать ему содержание пьесы, так сильно растрогавшей меня. На него пьеса произвела совсем не такое впечатление, как на нас с Рипом. Он беспрестанно прерывал мой рассказ какими-нибудь насмешливыми замечаниями, доказывал мне, что все действующие лица дураки и что в жизни никогда не может случиться таких глупостей, и мне в конце концов стало очень стыдно, что я мог растрогаться подобной нелепостью. Чтобы мистер Гапкинс не угадал, что я чувствовал в театре, я соглашался со всеми его замечаниями и смеялся громче его самого. Мы совсем подружились.
Наконец мистер Джордж взглянул на часы.
— Ого, как мы засиделись! — вскричал он — уж двенадцать часов! Пора спать, Джим. Возьми свечку, не беда, что я останусь в темноте. Твоя комната наверху, направо. Когда разденешься, позови меня, я унесу свечу!
Я пожелал ему спокойной ночи таким голосом, который должен был показать ему, что мое мнение о нем стало значительно лучше с тех пор, как мы вернулись домой, и что я готов усердно служить ему; затем, взяв в руки свечу, я отправился в свою комнату. Он предупредил меня, что у меня будет хорошенькая спальня, но такого великолепия я не надеялся найти. Над кроватью, застланной белоснежным бельем, висели красивые ситцевые занавески, на окнах были белые шторы, на комоде стояло зеркало, а на полу лежал мягкий, пестрый ковер; около умывальника висело чистое, белое полотенце. Я смело сунул голову в комнату, но, увидев её великолепие, быстро отступил, чтобы посмотреть, туда ли я зашел, нет ли другой комнаты направо. Нет, никакой другой не было, это действительно моя спальня. Я снял сапоги, чтобы не испачкать чудный ковер, и робко подошел к постели. Мне очень хотелось хорошенько осмотреть все вещи в этой прелестной комнатке, но я вспомнил, что мистер Гапкинс сидит в темноте, и потому поспешил раздеться и улечься.