— Я готов, — закричал я — потрудитесь взять свечку!
Никто не отвечал мне. Тогда а встал с постели и отворил дверь, собираясь закричать погромче, как вдруг услышал голос мистера Гапкинса и молодой женщины, отворявшей нам дверь. Они очевидно ссорились.
— Неужели же я у тебя буду спрашиваться, когда мне уходить и когда приходить, вот выдумала! Говорят тебе, иду по делу.
— И вчера, и третьего дня, ты все ходил по делам, Джордж! Ты лжешь! Я узнаю что ты делаешь! Я выслежу тебя.
— Ну, кола лгу, так и спрашивать нечего; ухожу, да и все тут!
Голоса смолкли.
— Потрудитесь взять свечку! — закричал я. Через минуту Джордж вошел ко мне, взял свечу и молча ушел прочь. Я услышал вслед за этим, как хлопнула дверь на улицу.
Ссора мистера Гапкинса с женой нисколько не тревожила меня. Он куда-то уходил, она его не пускала, что мне за дело до этого? Я спокойно улегся в своей хорошенькой кроватке и совсем собрался уснуть, как вдруг услышал стук в мою дверь.
— Кто там? — спросил я.
— Оденься и сойди вниз, мальчик, мне надо поговорить с тобой.
Я узнал голос миссис Гапкинс. Она приотворила дверь, поставила зажженную свечу на пол моей комнаты и, не говоря ни слова больше, ушла прочь.
Глава XXIX
Под влиянием гнева миссис Гапкинс рассказывает мне вещи невыгодные для её мужа
Я не смел ослушаться приказания миссис Гапкинс. Если муж её был моим хозяином, то она была моей хозяйкой. Я быстро вскочил с постели и начал одеваться.
— Не надевай сапог, — закричала она мне с лестницы — оставь их наверху!
Это новое приказание отчасти успокоило меня. Я помнил, как она неласково приняла меня, и боялся, что теперь, когда Джорджа не было дома, она просто выгонит меня на улицу, но в таком случае она, конечно, не велела бы оставить сапоги.
Спустившись вниз, я увидел, что она сидит в гостиной одна, и что глаза её красны и опухши от слез.
— Войди же, — нетерпеливо вскричала она, видя, что я в нерешимости остановился на пороге — войди и запри дверь.
Я вошел, хотя моя робость и мое недоумение все возрастали.
— Подойди сюда, поставь свечку на стол и дай мне хорошенько посмотреть на тебя, я ведь почти не видала тебя.
Не знаю, что она подумала обо мне, но пока она пристально и серьезно разглядывала меня своими красными, заплаканными глазами, мне представилось, что она, должно быть, просто пьяна.
— Сядь, — сказала она, видимо удовлетворившись своим осмотром, — и скажи мне, что ты за мальчик?
— То есть, как что за мальчик? — с удивлением спросил я.
— Что ты, совсем испорченный ребенок, испорченный до мозга костей, как все те маленькие негодяи, которые жили у нас?