В эту ночь люди бодрствовали всюду. Над всем миром повисло тусклое жужжание в деревьях — словно то пчелы жужжали в вереске — и трубный звук в городах. Это был звон колоколов на миллионах колоколен и башен, призывающий людей перестать спать и грешить, собираться в свои церкви для молитвы. А наверху, становясь все больше и ярче по мере того, как ночь проходила и Земля катилась по своему пути, поднималась ослепительная звезда.
Огни в домах и на улицах горели всю ночь напролет, верфи сверкали, все дороги, ведшие на возвышенности, были освещены и наполнены толпой, не расходившейся до утра. И на всех морях, окружающих цивилизованные страны, пароходы с трепещущими машинами и суда с надутыми парусами, набитые людьми и живыми существами, направлялись в океан и на север. Дело в том, что предостережения ученого математика были переданы уже по телеграфу всему миру и переведены на сотни языков. Новая планета, и Нептун, сомкнувшиеся в пламенном объятии, неслись вперед все быстрее и быстрее по направлению к Солнцу. Каждую секунду эта сверкающая масса пролетала сотни миль, и с каждой секундой ее ужасающая скорость увеличивалась. Сохраняя свое теперешнее направление, она должна была пронестись приблизительно на сотню миллионов миль в стороне от Земли и едва ли задела бы ее. Но близ назначенного ей пути вращалась — до сих пор лишь слегка задетая — мощная планета Юпитер с ее лунами, плавающая в своем великолепии вокруг Солнца. Теперь с каждой минутой сила притяжения между огненной звездой и самой большой из планет все увеличивалась. А результат этого взаимного притяжения? Юпитер неизбежно отклонился от своей орбиты по эллиптическому пути, и пылающая звезда, далеко отклонившись в сторону от своего стремления к Солнцу, благодаря его притяжению, опишет кривую, быть может, столкнется и уж во всяком случае пройдет очень близко от нашей земли. «Землетрясения, вулканические извержения, циклоны, морские наводнения, потопы и упорное повышение температуры до пределов, которых я не могу определить», — так предсказывал профессор математики. А наверху, точно подтверждая его слова, одинокая, холодная, бледная, сверкала звезда надвигающейся гибели.
Толпам народа, смотревшего на нее всю ночь до боли в глазах, казалось, что она заметно приближается. В эту ночь изменилась и погода; мороз, сковывавший всю центральную Европу, Францию и Англию, смягчился до оттепели.
Но если я говорила здесь о людях, молящихся напролет все ночи, уезжающих на судах, бегущих в горные местности, то отсюда не следует думать, будто весь земной шар был объят ужасом перед звездой. В действительности корысть и нужда еще владели миром и, за исключением великолепия ночи и разговоров в досужие минуты, девять человеческих существ из десяти все еще занимались своими обычными делами. Во всех городах лавки, за редким исключением, открывались и закрывались в положенные часы. Доктор и гробовщик делали свое дело, рабочие собирались на фабриках, солдаты маршировали, школьники учились, любовники искали друг друга, воры пробивались украдкой и убегали, политики строили планы, печатные станки газет гудели по ночам, и многие священники открывали свои храмы ради того, что они считали глупой паникой. Газеты настаивали на уроке 1000-го года, потому что тогда люди также предсказывали конец. Эта звезда была не звезда, а просто газ — комета; и будь это даже звезда, она все равно не могла бы задеть Землю. Для подобных явлений не существовало прецедентов, здравый смысл решительно выступал повсюду, подозрительный, насмешливый, несколько склонный преследовать упорных трусов. В эту ночь, в 7 час. 15 мин. По Гринвичскому времени, звезда будет ближе всего к Юпитеру. Тогда мир увидит, какой оборот примут события. Мрачные предсказания ученого математика считались многими просто-напросто остроумным способом саморекламы. Наконец, здравый смысл, слегка подогретый спорами, проявлял свою непоколебимую стойкость тем, что укладывался спать. Таким же образом и варварство и невежество, уже утомленные новостью, обращались к своим ночным делам, а животный мир, кроме воющих где-то собак, не обращал на звезду никакого внимания. И даже наблюдатели в европейских государствах, увидев, наконец, звезду, поднявшуюся, правда, на час позднее, но такую же, как и прошлую ночь, готовы были посмеяться над ученым математиком и считать опасность миновавшей.