– Разрешите проводнику сесть, – сказал Пуаро, – иначе он упадет в обморок.
Начальник поезда подвинулся; проводник тяжело опустился на сиденье и закрыл лицо руками.
– Брр! – Пуаро вздрогнул. – Это не шутки!
– Какие тут шутки! Убийство уже само по себе бедствие первой величины. А к тому же, учтите еще, что и обстоятельства его весьма необычны. Мы застряли и можем простоять здесь несколько часов кряду. Да что там часов – дней! И еще одно обстоятельство: почти все страны направляют представителей местной полиции на поезда, проходящие по их территории, а в Югославии этого не делают. Вы понимаете, как все осложняется?
– Еще бы, – сказал Пуаро.
– И это не все. Доктор Константин – извините, я забыл вас представить: доктор Константин, мсье Пуаро. – Коротышка брюнет и Пуаро обменялись поклонами. – Доктор Константин считает, что смерть произошла около часу ночи.
– В подобных случаях трудно сказать точно, но, по-моему, можно со всей определенностью утверждать, что смерть произошла между полуночью и двумя часами.
– Когда мистера Рэтчетта в последний раз видели живым? – спросил Пуаро.
– Известно, что без двадцати час он был жив и разговаривал с проводником, – ответил мсье Бук.
– Это верно, – сказал Пуаро, – я сам слышал этот разговор. И это последнее, что известно о Рэтчетте?
– Да.
Пуаро повернулся к доктору, и тот продолжал:
– Окно в купе мистера Рэтчетта было распахнуто настежь, очевидно, для того, чтобы у нас создалось впечатление, будто преступник ускользнул через него. Но мне кажется, что окно открыли для отвода глаз. Если бы преступник удрал через окно, на снегу остались бы следы, а их нет.
– Когда обнаружили труп? – спросил Пуаро.
– Мишель!
Проводник подскочил. С его бледного лица не сходило испуганное выражение.
– Подробно расскажите этому господину, что произошло, – приказал мсье Бук.
– Лакей этого мистера Рэтчетта постучал сегодня утром к нему в дверь, – сбивчиво начал проводник. – Несколько раз. Ответа не было. А тут час назад из ресторана приходит официант узнать, будет ли мсье завтракать. Понимаете, было уже одиннадцать часов. Я открываю дверь к нему своим ключом. Но дверь не открывается. Оказывается, она заперта еще и на цепочку. Никто не откликается. И оттуда тянет холодом. Окно распахнуто настежь, в него заносит снег. Я подумал, что пассажира хватил удар. Привел начальника поезда. Мы разорвали цепочку и вошли в купе. Он был уже… Ah, c'était terrible…[18]
И он снова закрыл лицо руками.
– Значит, дверь была заперта изнутри и на ключ, и на цепочку… – Пуаро задумался. – А это не самоубийство?