. Эти взрослые люди вынуждены терпеть крестные муки ради своих завоеваний. Если взять все достижения реального мира, то завоеваны они были большей частью, процентов на девяносто, за счет поколения молодых. Классическая гармония успехов и юности выжила только в мире олимпийских состязаний — это поистине стоицизм высокого искусства, именно в нем едва сохранились принципы аскетизма физиологического и аскетизма общественного.
В назначенный день Юити пришел к магазину, где его поджидала Кёко, с опозданием на пятнадцать минут. Кёко стояла напротив универмага на тротуаре и нервничала. К его удивлению, она стиснула его руку и назвала «злюкой» за то, что он оставил ее без внимания. Должно сказать, что ее тривиальное кокетничанье остудило его пылкое возбуждение.
Это был погожий прохладный день ранней весны, и даже в бурлящей уличной толчее чувствовалась такая прозрачность воздуха, будто он просвечивал сквозь царапавшие кожу голубые кристаллики. На Юити было темно-синее пальто, а под ним студенческая форма; из-под повязанного поверх кашне высовывался высокий воротник с белым подворотничком. Кёко шла рядом с ним, плечо к плечу, взглянула на его шею — и от белой линии подворотничка, и от свежевыбритой кожи на нее повеяло ранней весной. Ее темно-зеленое пальто было сильно заужено в талии. Шарф цвета мяса нерки[49] под стоячим воротником укутывал ее горло, и в том месте, где он соприкасался с кожей, оставались следы тональной пудры. У нее был холодный красный и миленький ротик.
Эта легкомысленная женщина ни одним словом не попрекнула Юити за то, что он долго не подавал о себе вестей, и гнетущее чувство какого-то стеснения захватило его в плен, как если бы отмалчивалась матушка вместо того, чтобы отругать его по заслугам. Несмотря на то что со времени их последнего рандеву прошли дни и месяцы, никакого чувства разрыва у нее не возникло — свидетельство того, что страсть Кёко с самого начала пошла по наезженной и безопасной колее. Из-за этого настроение у Юити также было подпорчено. Между тем ветреность у таких женщин, как Кёко, служит целям самоконтроля и является оборотной стороной их скрытности, поэтому, по правде говоря, одурачивать своей показной фривольностью было ее всегдашней манерой.
Они дошли до ближайшего угла улицы, где был припаркован новенький «рено». Мужчина с сигаретой, сидевший на месте шофера, флегматично открыл дверцу. Юити замешкался у автомобиля. Кёко пригласила его в салон, затем сама опустилась на сиденье рядом с ним. Она представила их скороговоркой:
— Это мой кузен Кэйтян, а это господин Намики.