– Я старший следователь отделения внутренней безопасности 4-го Управления Генштаба Виноградов. Зовут меня Валерий Николаевич. Сутки назад вы, курсант Левашов, при проведении учебного занятия, имитирующего уход с проваленной конспиративной квартиры, убили трех курсантов спецшколы, исполнявших роль группы захвата. Начальником школы на первичном дознании установлено, что это убийство было совершено вами преднамеренно ввиду длительных неприязненных отношений, сложившихся между вами и убитыми. Вас ознакомили со статьей в Уголовном кодексе, по которой против вас выдвигается обвинение?
Арестованный угрюмо кивнул головой:
– Так точно, гражданин следователь… Статья 136. Умышленное убийство военнослужащих при особо отягчающих обстоятельствах. Карается высшей мерой наказания.
– Можете мне что-то заявить по поводу выдвигаемого против вас обвинения?
– Нет, не могу…
Следователь закрыл папку и задумчиво постучал по ней пальцами:
– Не можете… не можете… – Потом равнодушно пожал плечами и неожиданно спросил: – Есть будете, Левашов?
– Нет, спасибо…
– Ну как хотите. Я, пожалуй, перекушу. А вы пока подумайте, вдруг что и надумаете…
В этот момент в дверь камеры громко постучали. Следователь скомандовал:
– Войдите.
Дверь распахнулась, и в камеру вошел часовой свободной смены. В руках он держал чайник и кулек с колотым сахаром. Виноградов указал на стол перед собой:
– Поставь сюда.
Дождавшись, когда часовой выйдет из камеры, следователь достал из кармана галифе банку тушенки, из-за голенища сапога хищно блеснувшую финку, одним движением вскрыл банку и начал с наслаждением есть с лезвия, равнодушно оглядывая арестованного. На лице того не дрогнул ни один мускул. Он даже не сделал непроизвольное глотательное движение, какое сделал бы на его месте любой человек, лишенный пищи и воды уже целые сутки. Следователь, съев содержимое банки, смачно рыгнул, не торопясь достал пачку папирос и с наслаждением закурил, продолжая безучастно изучать курсанта. Докурив папиросу до гильзы, небрежно бросил окурок на пол, лениво потянулся к чайнику, налил себе кружку кипятка, положил в нее несколько кусков сахара. Размешав сахар все тем же ножом, неторопливо поднес кружку ко рту, а потом внезапно, не размахиваясь, швырнул ее в лицо арестованному.
Тот, однако, все же успел подставить локоть, хотя сидел всего в полутора метрах. Но, по-видимому, этого отвлекающего движения и ждал следователь. Он каким-то обезьяньим движением, опершись рукой о столешницу, выбросил свое тело из-за стола и в воздухе ударил ногой справа в челюсть курсанта. Удар развернул арестованного на сто восемьдесят градусов, сбросив с табурета. Левашов, лежа на полу и уже «плывя», только на вдолбленных тремя годами тренировок рефлексах попытался вскочить и принять оборонительную стойку. Но он, чемпион школы по боевому единоборству, не успел… Виноградов непонятным образом оказался у него за спиной, заломил руки и, упершись подошвой сапога в основание черепа, грозя сломать шейные позвонки, прошипел сверху: