Джордж оторвался от ее губ, но она коснулась ими его щеки, продолжая возиться с галстуком.
– Изабелла, – хрипло прошептал он. Видит Бог, он еще пожалеет о том, что собирается сделать, во всяком случае, какая-то часть его пожалеет. – Изабелла.
Он прижал ее пальцы ладонями. Они дрожали. Джордж не знал, от отчаяния или от желания.
– Не спеши. Я никуда не ухожу.
Изабелла подняла на него глаза – огромные и темные на бледном лице. Это все вино. Наверное, это вино. Она ведь не ела весь день, и крепкое бургундское ударило ей в голову. Дыхание толчками вырывалось из ее губ.
– Не останавливайте меня. Мне нужно… Я даже не знаю, как это сказать. Вы будете презирать меня.
– Тише. – Он слегка пожал ее руки. – Я знаю, что вам нужно.
Бог свидетель, ему нужно то же самое, но по иной причине, которая могла подождать. В этом случае, единственном из многих, он мог давать, ничего не забирая в ответ.
– Я клянусь вам, я не сделаю ничего, о чем вы пожалеете, но вы должны доверять мне.
Изабелла подалась вперед. Сейчас она не сводила глаз с его губ. Джордж, не позволяя ей броситься в его объятия, нежно обнял ее. Если ему требуется ее доверие, надо заслужить его и начать прямо сейчас.
– Вы доверяете мне, Изабелла?
Непреодолимая потребность в близости человеческого существа, жажда услышать биение другого сердца победили все доводы, которые мог предложить рассудок. Изабелла так нуждалась в облегчении, пусть даже призрачном. Если Аппертон способен дать его, не заставляя вновь рисковать добродетелью и репутацией, то как отказаться?
Как можно ему не верить, если она уже отдалась на его милость? Прошлое должно бы научить ее осторожности, но сейчас, когда она потеряла все, что ей дорого, Изабелла не находила сил отказаться от той малости, которую давала сиюминутная близость. Его губы, язык, руки, тепло его кожи… А более всего забвение, которое обеспечивает приступ страсти.
– Доверяю, хотя и не должна бы. – Изабелла не узнала свой голос. Его грудные ноты звучали так завораживающе и соблазнительно. Невозможно представить, что с языка слетают эти манящие звуки, ведь когда-то подобная песня сирены довела ее до беды. Казалось, кто-то извне диктует ей, как действовать. Кто-то или что-то. И это, конечно, не рассудок, нет. Что-то проснулось в глубине ее естества, некая искра, разгоревшаяся в неугасимое адское пламя. Разум и логика тут бессильны. И совесть тоже молчит.
Изабелла не желала думать, только чувствовать.
– Но почему не должны бы?
Потому что он беспечный повеса. Потому что его обаяние заворожило ее. Потому что сейчас ей не хочется думать об этом.