– Леонардо вел дневник. Еерцог обнаружил это через год после его смерти и прочел его. Так он узнал, что у Леонардо был сын. Я думаю, тебе тоже стоит это прочитать, – сказала она, сочувственно глядя на Ника, что его порядком раздражало.
– Спасибо, не надо.
– Но ты ведь хочешь узнать, как все было на самом деле? – промурлыкала она, снова касаясь его руки. – Если ты прочтешь дневник, то поймешь, что твою мать не в чем винить.
– Нет, я не хочу этого знать, – резко ответил Ник, убирая руку с подлокотника. – И никогда не хотел.
– Он на итальянском, но у меня есть перевод, – упорно продолжила Ева.
– Я знаю итальянский, просто не хочу это читать, – сердито сказал Ник.
Он говорил неправду. Будучи подростком, он смертельно хотел знать правду и мучился оттого, что его отцом оказался не человек, которого он любил и которому подражал во всем, а какой-то смазливый плейбой.
Но сейчас Нику совершенно не хотелось все это ворошить и тем более разыгрывать воссоединение семьи. И если это означает, что он «не простил свою мать», значит, так тому и быть.
– Ева, послушай, я давно вырос, и теперь мне все равно, что было между моей матерью и де Росси.
– Хорошо, – кивнула она, – я просто подумала…
– Давай-ка лучше поговорим о тебе, – перебил он ее, ощущая внезапное и острое желание не просто сменить тему, но и вернуть себе инициативу в разговоре. И герцог, и его сын, и наследство ничего не значили по сравнению с тем, как его к ней тянуло – и с каждым мгновением все сильнее. Даже когда она задавала ему все эти неудобные вопросы, он чувствовал легкий зуд возбуждения, глядя на ее вздернутый подбородок и пухлые губы.
– Обо мне? О чем конкретно? – опешив, спросила девушка.
Наклонившись вперед, Ник провел большим пальцем по краю ее нижней губы:
– Ну, например, расскажи мне, откуда у тебя тот маленький шрам на животе.
Как он и ожидал, Еву бросило в краску, но тем не менее она ответила:
– Вырезали аппендицит.
– Хочешь, поцелую, чтобы не болел?
Ева ничего не ответила, но ее глаза распахнулись от изумления и стали совсем темными. Ник придвинулся ближе и нежно укусил ее за нижнюю губу, собираясь впиться в ее рот поцелуем. Но она резко отодвинулась, прижавшись к стене:
– Нет.
– Как жаль, – усмехнулся Ник, подмечая, как часто она дышит и как дрожат ее губы. Его больше всего поражало, как ее тело реагирует на его присутствие. И эта естественная реакция больше всего его заводила – даже когда сама Ева ничего специально не делала.
«Он поцеловал меня. Почему? – Ева старательно смотрела в окно, в ее ушах стучало. – И почему я ему позволила?»