Наконец он выговорился. Замолчал, передыхая от слов, перешел с одного места на другое.
— Поисковую группу…
«Кто? Кто?.. Или все-таки самому идти? Но тогда действительно все их начала остаются без продолжений. А на небе дождь висит…»
— Поисковую группу возглавит Ткачук. Ее заместителем пойдет Саблина. Пригласите трех-четырех общественников. Оформите от моего имени заявку на производства. Какие вопросы? Предложения?
— Товарищ лейтенант, мы Яшку Липатова возьмем. У него глаз острый. — Полина намекала, что именно Яшка натолкнулся на тело Ударцева. — Яшка парень почти взрослый. Ему нынче осенью в армию идти. Воевать. Да он всегда охотно увязывается с нами… — Сделала остановку. — И из моей группы двоих ребят возьмем.
— Принимается.
— А вы, товарищ начальник, куда? — спросила из двери Каулина.
— Прокачусь… недалеко.
— Правильно, — догадалась Полина, но уточнять, куда именно, не стала. — Ночью дождик будет. Или даже вечером. У бабки Вассы коленки зудят. А это точно к дождю. У нее вся деревня про погоду справляется… Говорят, в двадцатые годы поп засушливым летом «подъезжал» к ней, когда крестный ход провести. Деньги сулил. Все грехи задарма отпускал. Верно говорю? — Оглянулась на Астанину, на Саблину.
— Про коленки — верно, — серьезно подтвердила Астанина. Она не умела по-другому.
Категорический запрет Пирогова — не выходить на «кольцо» в одиночку — развеселю девчат. Галина Каулина, кривясь в усмешке, предположила, что Коря боится диковинных зверей и гадов, которых по его заданию извлекла на свет Оленька Игушева. Анна Саблина, продолжая игру, — ой, девочки! — с вероломной проказой выдала такое, что у Ветровой еще больше вытянулось лицо и выгнулась спина, а щеки Варвары Пестовой покрылись багровыми пятнами, как оспинами. Саблина могла и не то. Курносая, лупоглазая, смешливая, она не задумывалась, что нагота — есть нагота, даже если о ней говорить без дурного умысла. «Вы чего, как дуры, — крикнула Полина. — У него точные сведения — дезертир бродит поблизости!» — «Господи, — театрально заломила руки Каулина. — Хоть бы зашел разок!»
Как ни потешно кривлянье, а известие о дезертире очень напугало Оленьку Игушеву. Тяжелым холодным камнем залегло оно в душе и не покидало ни на миг. Дезертир представлялся ей большой лохматой обезьяной с клыками, подслеповатыми кабаньими глазками. Однажды он даже приснился ей такой.
Она не хотела нарушать запрет. Напрасно упрекал ее Пирогов. Она думала, что пробежится в ходке по тракту, заглянет ненадолго в Сарапки и вернется. В Сарапках она обошла половину деревни. Если бы кто-то сказал ей — не проходили, она, поколебавшись, повернула бы назад. Но все, с кем довелось ей говорить, твердили неопределенно: не видели, не встречали. А некоторые добавляли: «Может, и проходили».