Он протянул руку, и Брюсов опасливо положил на его ладонь обойму. Патроны были винтовочные. Гильзы не розовые, как в подсумках девчат, а латунно-белесые, точно потертые сильно. Головки — светлые. Корней Павлович выковырнул из обоймы один патрон. Глянул на торец. Прочитал по слогам, не веря глазам своим:
— Кай-нок.
После второго «к» стоял твердый знак.
У Пирогова сердце споткнулось на ходу. «Да ведь это же… Это было уже! Было!» Да, он, Пирогов, читал так же по слогам, теряясь в догадках, что значит слово «кайнок». Читал в кабинете Ударцева, на патроне, лежавшем в сейфе. Получается, что Михаилу было известно о кайноке. Какими-то другими путями он тоже вышел на него.
В Ржанец они вернулись раньше грузового возчика, невозмутимого, молчаливого дедка, непрестанно чадящего самосадом.
— Вы погоняйте. — Он сам предложил вскоре, как они, простившись с шуйцами, направились домой. — У вас дел полная коробушка. А мы — помаленьку.
— А вам не страшно? — спросил Брюсов, косясь на брезентовую куклу. — Скоро темнеть начнет.
— Чудак-рыбак, ты живого бойся. А мертвяк — он самый смирный.
Уже сильно стемнело, когда они, высадив у больницы врача, зашли в отдел.
Возбужденней, чем обычно, докладывала Ветрова:
— Вернулись Пестова и Козазаев. Отыскались остатки коровы.
— Где? Пестова где?
— Она просила вызвать ее, если спешно надо.
— Ткачук звонила?
— Да. Из Муртайки. Говорит, нашли лошадь. И ходок наш… Лошадь стояла привязанная. Перед нею сено лежало… Полина перегнала ее в Муртайку и позвонила… Продолжают искать. Идут от того места, где стояла лошадь. На север и на юг. Две группы.
«Что ж, Ткачук действует грамотно. На дороге нет следов нападения. Что-то в стороне привлекло внимание Игушевой. Она оставила лошадь… Когда? Три дня назад!.. Многовато… Ну а что если лошадь, сено — все та же холодная режиссура? Если все это потом поставлено было? И не в том месте…»
Последние события приучили его к подозрительности.
— Не будем терять время. Пригласите Пестову.
— Я — пожалуйста, товарищ лейтенант. Но… Каулина ушла. Вы ж сами приказали следить…
— Геннадий Львович, посидите немного у телефона.
— С моим удовольствием. Это не просто честь, а повышение по службе.
Корней Павлович отпер Якитова.
— Написали?
На пороге «кельи» показался Федор. Он был по-прежнему заросший, но лицо посветлело: днем сердобольная Ветрова принесла ведро воды, кусочек хозяйственного мыла, и он расстался с маской из месячной грязи.
— Вот. — Якитов протянул лист бумаги. Корней Павлович заглянул в него. Увидел буквы с лихими завитушками. Вспомнил, что в подписи Василисы тоже длинная спираль в подставной ножке «я» — заимствовала у мужа.