— Кстати, запросите, что такое «кайнокъ»? В «науке» есть альбомы всех известных и неизвестных марок и маркировок патронов. Буквы вдавлены. В нижней части круга — цифра семнадцать…
— Выясним. Что еще?
— Полистать бы материалы о Ваське Князе.
— А это зачем?
— Из разговоров получается, что Князь прятался в очень хитром месте. И обжил его.
— Может, тебя вызвать сюда?
Это было заманчиво. От Ларисы давно не было писем. Да и сам он давно не писал. Но как уедешь?
— Не могу, товарищ подполковник. Мне кажется, я что-то нащупал, но стоит мне отлучиться из района, как все снова потеряется.
— Не научно, но принимается. Сообразим что-нибудь. А ты на месте с людьми поговори. У тебя ж свидетели под окнами ходят. Теперь все?
— Нет. Моя просьба как?
— Сегодня решится.
Было начало двенадцатого. Он оседлал Бурана. Варвара помогла Козазаеву оседлать вторую верховую лошадь. Выехали не очень торопко. Козазаева беспокоила рука. Протрусили километр трактом, свернули на Покровку. Через час оказались у места гибели Ударцева.
Пирогов придержал Бурана, вглядываясь из седла в обочины. Если бы они умели говорить! Но ни дорога, ни склон, ни обочины… Больше того, их сильно «причесало» дождем, смыло все, что могло бы сказать, намекнуть самую малость.
Пирогов ослабил повод, и Буран резво взял с места, пошел ходко. Даже дыхание перехватило. Лошадь Павла устремилась за ним.
— Э, командир, мы так не договаривались, — крикнул Козазаев. — Я так боюсь.
— Чего боишься?
— Да этой гонки. Мне ж рассказывали.
Корней Павлович придержал коня.
— Ты веришь в такой конец?
— Здорово живешь! Отсюда врежешься… как фугас.
Дорога плавно уходила вниз. Горы делались высокими, но дробились на крутые самостоятельные пики. Между ними во все концы петляли, кружили узкие ущелья. По одному текла речка. Неширокая, неглубокая, но быстрая и пенистая. Она ныряла под мостик, врезанный в дорогу.
— Нам сюда. — Козазаев показал вдоль речки.
Они долго пробирались серым, безжизненным каменным дном ущелья. Корней Павлович стал опасаться за ноги Бурана.
— Потому они и корову прикончили на полпути, — сказал Козазаев.
Павел стал пристальней вглядываться в камни, вытянул руку.
— Там.
Пирогов увидел голову и понял: то, что искал. И белая звездочка во лбу, и комолая на один рог. Корней Павлович собственной рукой записал эти приметы на обороте заявления.
Итак, корова тоже была уведена в горы. Сначала уведена, а потом унесена. И Федор Якитов действительно не причастен к краже.
— Сколько человек могут унести тушу?
Козазаев посчитал. Неуверенно пожал плечами: не приходилось заниматься, говорил его вид.