«Да ведь Сахаров трактом ходил! Он же извозом занимался! Знает с закрытыми глазами каждую выбоину на дороге. И спуск выше Элек-Елани тоже знает… Но в тот день он выезжал на пожар… И сходится, и не сходится».
— Но сейчас-то хозяин где?
— На работу утром пошел.
— Вам не совестно? Грех-то на душу брать?
Она вспылила. Как спичка вспыхнула:
— Чего мне совеститься? В своем дому!..
«С приветом… На уполномоченного собаку спустила, — вспомнил Пирогов. Даже интонацию. — Хорошо хоть сейчас нет у них собаки. А почему? Почему нет собаки? Уж не для того, чтоб гости и приходили не слышно, и уходили?»
— Пригласите нас в дом.
— Кого? Этого бандита? — Она ткнула пальцем в Козазаева. — Он же бандюга.
— Как вам не совестно, — сказал Пирогов. — Он боец Красной Армии. Ранен в бою… И здесь со мной при исполнении.
— При исполнении, — передразнила Сахарова. — Он всю жизнь при исполнении. Кому ряшку начистить, где что плохо лежит. — Оглянулась на Павла. — Иль не так говорю? Иль не от тебя заборы поднимали?
Она компрометировала помощника Пирогова, а следовательно, и его самого. Не вчера подмечено, не вчера сказано: открой, кто твой друг…
— Ты чего мелешь? — очнулся Козазаев.
— Во-во! Бандюга и есть! Ты ж со старшими не умеешь говорить. Хайлашь, как марал недобитый.
— Ты чего мелешь-то?
— Кто мелет? Кто мелет? — Корнею Павловичу показалось, что пальцы рук ее напряглись, как хищные когти. — Ты худрука в клубе чуть не зашиб до смерти? Зашиб? Иль не тебя в милицию таскали? А ты хайлал на милицию последними словами. Еще?
— А-а!.. — Павел махнул рукой, повернул вон.
— Подожди, — остановил сто Пирогов. — Ты что, не понимаешь, для чего весь спектакль этот?
— Как спектакль? — ахнула Сахарова. — Я всю жизнь мужняя жена. И никакая не артистка.
У калитки стал народ собираться. Старушку соседку во двор пропихнули. Потом девчонку лет пятнадцати. Потом двое мальчишек сами переступили подворотню. Интересно: Сахариха сражается. Сразу против армии и милиции.
Пирогов увидел всех их, старушку и девчонку поманил к себе.
— Прошу вас быть понятыми. Свидетелями, значит.
— Ты детей… сопляков набери, — съехидничала Сахарова.
Пирогов спросил у девочки:
— Сколько тебе лет?
— Скоро как пятнадцать. — Ее обидели слова Сахаровой.
— Хороший возраст. Пятнадцатилетние в немецком тылу сражаются.
Тут он грешил против правила. Свидетельства несовершеннолетних мало стоили, их легко разрушить на суде. Но сзади напирала целая толпа других свидетелей.
— Только и осталось детишкам воевать. Кобели-то в тылу с бабами валяются. Не так, что ль, говорю?
Пирогов обошел ее и прежде, чем она угадала его маневр, распахнул дверь в сени, ступил через порог.