— Ну-у, ну-у, — тянет Ильин.
Это вот «Ну, ну» в данном случае говорит о том, что мы с Рудиком работаем не в науке непосредственно, а в эксплуатации опытных установок, имеем статус, равный пролетариям, и нас голыми руками не возьмешь. Хотя и подчиняется служба, в которой работает Корольков, отделу Ильина, но косвенно. Я же знаю Виктора Назаровича по его общественной работе. Он как представитель администрации прикреплен присматривать за нашим общежитием: ходит с комиссиями, изучает дела нарушителей, что еще — я не знаю. В конце концов, я сейчас настроен так, что для меня и министр — пустое место.
— Рудольф Васильевич, кто к вам в субботу, приходил? — спрашивает Вика. — Один симпатичный молодой человек, а второй жуткий тип. Они вас спросили и ушли. Я так испугалась, хорошо, что Антошка дома был.
Что-то я не помню, чтобы у Королькова имелись «жуткие» приятели. Скорее всего, это был случайный человек.
— А, это Вурдалак, — смеюсь я. — Кличка у него такая. На поселении здесь живет. Какую-то старушку в свое время — того, как Раскольников. Она, правда, все равно уже старая была. Компанейский мужик, Вурдалак, душевный. Вот только деньги любит, на все за них пойдет. А так у него и справка есть, все в порядке.
— Какой ужас, — замечает Вика, округляя глаза и подпирая щеки кулачками.
Рудик посмеивается в бороду.
— Как его фамилия? — спрашивает «остряк» Ильин.
— Он не у нас работает, — поясняю я.
— Прекрати людей пугать, — останавливает меня Корольков, однако никаких разъяснений не дает.
— Что же здесь особенного? — развиваю я мысль. — Все мы живем от вины до вины и постоянно виноваты перед людьми.
Устанавливается пауза, затем Ильин говорит:
— Слишком смелое обобщение. Положим, не над каждым висит это бремя. Умнее надо быть, только и всего.
— Между прочим, — замечает Корольков, — бессознательное чувство вины — это и есть совесть.
— Нелепость какая-то, — смеется Ильин.
— Это сказал Фрейд, — дожимает Рудик противника, но Ильину становится почему-то еще смешнее.
— Все это, ребята, демагогия чистой воды, — заявляет он и берет вилкой котлету.
— Бедная демагогия, — жалеет Рудик, — сколько же на тебя сейчас списывается.
— Вика, тебе положить салат? — спрашивает Ильин, игнорируя реплику. Он чувствует себя уверенно и прочно.
— Письмо недавно получила, — рассказывает Вика. — Наша бывшая соседка разводится, и судятся они с мужем из-за дивана. Невероятно.
— Эх, россияне, россияне, — вставляет Ильин. — Привыкли мы шарахаться от юриспруденции. За границей никто шагу без юриста не делает, а у нас все это считается из ряда вон. Кое-кто задействование юриста считает даже как моральную нечистоплотность.