— Может, это к лучшему, что не смог остаться самим собой? — спрашиваю я жестко.
— Не понимаешь ты меня, — глухо говорит он и отворачивается к стене. Мне становится его жалко.
— Я тебя, Семен, понимаю, не волнуйся. Я вот смотрю на тебя и вижу, что жизнь давно ушла вперед, ты изменился, и сильно, а мерки у тебя остались еще те. Все ты говоришь правильно, но это правильно для другого человека.
— Выгнал я ее, понял! — вдруг кричит он. — Дура она… Я не могу так…
Я молча иду застилать постель. Прав скорее он, а не я, и по-человечески я ему сочувствую. Но как разрешить вот это жестокое противоречие его жизни — я не знаю.
В пятницу вечером, после традиционной бани, сижу на своей кровати в Каменогорске и отдыхаю. Сегодня редкий вечер — мы все дома. Валтурин никак не найдет себе места. Он то ходит из угла в угол, то пьет чай, то ложится читать затрепанный журнал, то курит, глядя в окно. Что же, организационные неувязки бывают у всех.
Олег обложился рыболовными снастями в своем углу, заваленном рюкзаками, плитками свинца, какими-то сетями, удочками, черными котелками, кружками. Он что-то чинит, связывает, рвет. На кухне на полу лежит щука, размерами с небольшое бревно, а Макаров снова с утра собирается на рыбалку. Куда он девает рыбу, с кем ее ест — я не знаю. Во всяком случае нас с Валтуриным он редко балует свежей рыбкой. Парень он неплохой. Ему, очевидно, есть кого порадовать, тем он и жив. Кроме того, у каждого из нас свои друзья, свои обязанности и никуда от этого не денешься. Так уж повелось.
Сидеть мне надоело, я устал от степи и мне не терпится пройтись по узким улочкам города и упорядочить свои растрепанные мысли.
Я надеваю свой почти новый костюм, и вдруг чувствую, что где-то что-то не так. Я еще не понимаю что, поэтому оглядываюсь по сторонам в поисках источника тревоги, затем более внимательно приглядываюсь к себе. Ага, вот. Пятна неизвестного происхождения на пиджаке и общая потертость. Я сомневаюсь, свой ли надел, потом соображаю, что других таких у нас нет. Валтурин косит на меня своим прозрачным глазом. Я механически лезу во внутренний карман и внезапно для себя достаю оттуда фотографию девицы. На обратной стороне надпись: Анна Алесина. Девица как девица, одно меня смущает — я ее не знаю.
— Совсем кто-то обнаглел, — взываю я возмущенно к публике. — Мой костюм до того своим считают, что даже не затрудняются очищать карманы. Какого черта, чья дама?
— Какая, ну-ка покажи, — просит Макаров. Он крутит фотографию и видно, что в первый раз.
— Твоя работа? — спрашиваю Валтурина. Тот молча протягивает руку за снимком.