Папа тоже увидел ежа, и они с Машей положили ему под самый нос кусок тушенки. Еж сначала зафырчал, потом крепко схватил мясо (Маша и зубы у него разглядела — мелкие, острые) и быстро удрал за лист шифера, прислоненный к стене.
— Маша, — позвал папа, — ты зачем про Харитона придумала?
— Я не придумала, он был. И комарик его из бороды вылез и за мной в дом полетел.
Папа молчал и тер лоб. Тогда Маша спросила:
— Пап, а кто такие гвардейцы?
— Какие еще гвардейцы?
— Да Харитон, домовой наш, сказал, что он гвардеец.
— О-о! — простонал папа и ушел в дом.
Этот день был очень длинным. Папа действительно здорово стукнулся о косяк и поэтому про Харитона попросил пока не говорить. Они сходили молча за водой к роднику, который был устроен, как маленький колодец, воду из которого просто черпали ведром. Перед тем, как зачерпнуть воду, Маша туда заглянула и увидела там себя в небе, но не как в зеркале, а будто там была вторая Маша или даже просто другая девочка, очень на нее похожая. Когда они закрывали родник крышкой, Маша заметила, как вода шевелит галечки на дне родника.
«Как же про это не говорить? — думала она. — Здесь все такое, что дышит, и значит, во всем кто-то живет. Печка дышит — и там Харитон живет. Вода дышит — и в ней кто-то живет, и кажется только Машей».
Мама, когда пришла из магазина, тоже стукнулась о косяк, и хотя не так сильно, как папа, но Маша не стала пока с ней говорить про Харитона. Все вместе они пошли в березовый лес за хворостом. А там вообще все дышало. Вздыхали и постанывали даже, оседая, остатки сугробов, и Маше казалось, что это какой-то снежный дед стонет, превращаясь в воду, и не жалко его было, потому что вода эта весело бормотала, радовалась. Березы тоже дышали, пятна света скользили по жемчужной коре, и она шевелилась. Вообще, эти березы и на самом деле были, и будто мерещились. И уж точно — между легких, как свет, стволов могла бы показаться вдруг березовая красавица — но только одной Маше, наверное.
Когда они вернулись домой с хворостом, оказалось, что приехал дядя Витя Смородин, но никакого редкого дерева не привез. Был он широкоплечим и веснушчатым человеком. Веснушек у него было, как у четырех Кувалевых, и Маша с ним сразу подружилась. Маша рассказала ему про спасение ежа и про Харитона. Но не так, как папе. Она придумала немного вот что: Харитон велел передать Смородину, чтобы яму он закопал, чтобы посадил в нее что-нибудь поскорее, а то вдруг в другой раз Маши тут не будет и какой-нибудь ежик в ней помрет. Смородин слушал внимательно, крутил, даже головой и смеялся. Но Маша поняла, что смеялся он не над ней или Харитоном, а так: все веснушчатые люди без смеха и жить-то не могут.