Тучи, закрывавшие утром небо сплошной пеленой, развеялись, и Жизель разглядела маленькую черную точку — топот копыт вспугнул какую-то птицу с одного из деревьев, с двух сторон обрамлявших заснеженную дорогу. Верхушки сугробов на обочине сверкали в скудных лучах зимнего солнца. Пейзаж оживляли зеленью высокие стройные сосны. В прозрачном воздухе стоял терпкий запах хвои, который чем-то напоминал Жизель аромат ладана в их часовне.
Несколько раз на глаза ей попадались деревья, украшенные ветвями омелы, чьи плоды тускло краснели на темной коре. И Жизель вспомнила рассказы своей подруги Сесилии о том, что друиды[3] при помощи омелы избавляли женщин от бесплодия.
Это воспоминание сразу навеяло мысли о детях. Перед глазами Жизель встало лицо Майлса, когда он во дворе замка говорил ей об их детях…
Девушка повернула голову, чтобы посмотреть, где он сейчас, и сразу же встретилась с его пронзительным взглядом. К ее досаде, рыцарь немедленно направил к ней коня. Жизель смутилась. Получилось так, будто она сама пригласила его подъехать ближе.
— У вас задумчивый вид, миледи, — заметил Майлс, как только оказался рядом.
— Вокруг так красиво. Я загляделась вон на ту птицу.
— Завидуете ее свободе?
— Ну, подобной мысли у меня не было, но теперь, когда вы задали вопрос, должна признать, что вы правы.
— По правде говоря, и я завидую тому же.
Жизель удивленно взглянула на него.
— Но почему? — воскликнула она. — Вы же и так свободны.
— Никто на свете не свободен по-настоящему, миледи. К примеру, я обязан держать ответ перед своим отцом, поскольку он мой господин и повелитель. Кроме того, я должен делать все, что в моих силах, чтобы мои подданные жили в достатке.
— О да, конечно, — согласилась Жизель.
С какой-то странной, загадочной улыбкой Майлс всем корпусом повернулся к своей спутнице.
— Мне очень нравится ваш дядя, миледи, — сказал он. — Думается, он прекрасный человек.
— Так оно и есть, — равнодушно, как само собой разумеющееся, подтвердила Жизель.
— В таком случае я и вам завидую, — произнес Майлс таким же равнодушным тоном, лишенным всякой жалости к себе.
Жизель вспомнила рассказ дяди о родителях сэра Майлса, и новая мысль посетила ее. Возможно ли, что Майлса интересует не только ее приданое, но и то, что у него появится настоящая семья, в которой ему будет тепло и спокойно — не так, как в собственной?
— Дядюшка самого высокого мнения о вас, — заметила она.
— Вот как? И потому согласился по вашему желанию отвергнуть меня в качестве вашего жениха? — осведомился Майлс.
— Не судите его строго, просто дядя очень любит меня и хочет, чтобы мне было хорошо. Однако, я уверена, к вам он расположен всей душой.