Двенадцатый день Рождества

1226 год

Ворвикшир, День всех святых

Высокая чаша с неимоверным грохотом упала на столешницу. Дамы, рыцари и всадники, собравшиеся в огромном красивом зале, мгновенно прервали трапезу и обратили вопрошающие взоры к стоявшему на возвышении столу.

— Что ты сказала? Повтори-ка, я, видимо, ослышался, — не предвещающим ничего хорошего голосом проговорил сэр Уилфрид Уотертон и повернулся к племяннице, сидящей подле него.

Видя, что раздражение сеньора направлено на Жизель, воины спокойно вернулись к прерванным беседам; у многих на губах заиграли понимающие улыбки: в замке ни для кого не было тайной, что, когда речь заходит о племяннице сэра Уилфрида, которая находится под его полной опекой, гнев владыки носит, скорее, показной характер.

Однако сама Жизель не смогла сохранить спокойствие, учитывая суть того, о чем она только что попросила дядю. Но девушка твердо решила стоять на своем. Когда еще представится такой удобный случай поговорить с опекуном? Ведь сэр Уилфрид редко сидел дома: едва наступал день, пригодный, по его мнению, для охоты, он с утра до ночи проводил в лесу. Да и в остальное время ей практически никогда не удавалось остаться с ним наедине — и в огромном замке, и на обширных просторах владений сэра Уилфрида они крайне редко встречались один на один. Добросердечного и чрезвычайно богатого властителя постоянно окружали подчиненные и друзья.

Именно рассчитывая на великодушие сэра Уилфрида, Жизель и завела сегодня разговор о предстоящем обручении. Старательно игнорируя присутствующих в зале, девушка обворожительно улыбнулась.

— Дядюшка! — сладким голосом проворковала она. — Я не жду, что вы разрешите мне самой выбирать себе мужа. Так далеко моя просьба не заходит. Но позвольте мне иметь собственное мнение и постарайтесь учесть его, если ваш выбор не придется мне по сердцу.

Сдвинув седые мохнатые брови, сэр Уилфрид склонился к племяннице.

— Уж не от леди ли Катарины набралась ты своеволия? — прорычал он.

— Нет, дядюшка, вовсе нет! — поспешила заверить его Жизель.

И действительно, леди Катарина неустанно вдалбливала в головы всех девушек-дворянок, которые попадали к ней на воспитание, что их участь — беспрекословно подчиняться любому волеизъявлению главы семьи, будь то отец, дядя, брат или кузен. Однако с течением лет Жизель все чаще и чаще убеждалась, что подобное подчинение на деле означает полное разлучение с семьей после свадьбы. Вот и Сесилия Дебарри фактически оказалась пленницей мужа, как только вышла замуж. После свадебного обряда от нее не было никаких вестей: значит, Бернард Ловен, супруг Сесилии, оказался даже более строгим, чем леди Катарина. А ведь как вежливо, учтиво и предупредительно вел он себя в тот единственный раз, когда приехал к ним накануне свадьбы! Только теперь Жизель поняла, что он просто хотел пустить пыль в глаза. Если бы не эгоистичные приказы мужа сидеть дома, Сесилия уже давно нанесла бы ей визит.