Он подошел к маленькой неопрятной конторке в углу и начать писать записку, разорвал ее, дописав до половины, и написал другую, перечел и задумался. Потом взял конверт и надписал адрес: «Полковнику Эдай, в Порт-Бордок».
Невидимый проснулся как раз в то время, как Кемп был, таким образом, занят, и проснулся в очень дурном настроения. До чутко насторожившегося Кемпа донеслось порывистое шлепанье его босых ног по спальне наверху, потом грохнулся стул, и разлетелся вдребезги стакан с умывальника. Кемп поспешил наверх и торопливо постучал в дверь.
XIX
Некоторые первые принципы
— Что случилось? — спросил Кемп, когда Невидимый впустил его.
— Ничего.
— Что ж это был за грохот, чорт побери?
— Вспылил, — сказал Невидимый. — Забыл руку-то, а она болит.
— А вы подвержены такого рода вспышкам?
— Подвержен.
Кемп прошел на ту сторону комнаты и подобрал осколки стекла.
— Все факты о вас стали известны, — сказал он, стоя с осколками в руке, — все, что случилось в Айпинге и под горой. Мир знает теперь о своем невидимом гражданине. Но никто не знает, что вы здесь.
Невидимый выругался.
— Тайна открыта. Думаю, что это была тайна. Я не знаю ваших планов, но, конечно хочу помочь вам.
Невидимый сел на постель.
— Наверху готов завтрак, — сказал Кемп, как можно непринужденнее, и очень обрадовался, когда его странный гость встал с большою готовностью.
Кемп пошел первый по узенькой лестнице в бельведер.
— Прежде чем что-либо начинать, — сказал он, — мне необходимо сколько-нибудь уяснить себе, что такое эта ваша невидимость.
Он сел и беспокойно оглянулся в окно с видом человека, которому предстоит, во что бы то ни стало, поддерживать разговор. Сомнения в реальности всего происходившего мелькнули в его голове и исчезли при виде Гриффина, сидевшего за завтраком, — этого безголового, безрукого халата, вытиравшего невидимые губы чудесно державшейся в воздухе салфеткой.
— Вещь довольно простая и вероятная, — сказал Гриффин, положив салфетку.
— Для вас, конечно, но…
Кемп засмеялся.
— Ну да, и мне она, несомненно, казалась на первых порах чем-то чудесным, а теперь… Господи Боже мой! Но мы свершим еще великие вещи! Я в первый раз напал на нее в Чезильстоу.
— В Чезильстоу?
— Я отправился туда прямо из Лондона. Вы ведь знаете, что я бросил медицину и занялся физикой. Нет? Ну да, физикой: меня пленял свет.
— А-а!
— Оптическая непроницаемость. Весь этот вопрос — целая сеть загадок, сквозь которую обманчиво мелькает сеть разгадок. А так как мне было всего двадцать два года, и был юноша очень восторженный, я сказал себе: «Положу на это всю жизнь. Стоит того». Вы знаете, какими дураками мы бываем в двадцать два года!