После трёхчасового отдыха эскадрон разделился на взводы, и Рейнгардт, вместе с которым пошли фон Мекк и Курашвили, стал по полям и перелескам, обходя болота, продвигаться на север в сторону Августовского канала, до которого по схеме было вёрст около восьми. Августовский канал соединял протянувшиеся с запада на восток озёра, огибая с севера обширные болота.
Лес был прорезан грунтовыми дорогами и просеками, и на пересечении очередной дороги с очередной просекой уже в сумерках обнаружились около десяти трупов. Судя по катушкам и проволоке, это и была та самая группа из крепости Осовец по восстановлению связи – она попала в засаду. Взвод начал спешиваться, и в это время застрочил германский тяжёлый пулемёт и стали хлопать винтовочные выстрелы совсем близко – взвод Рейнгардта попал в ту же самую засаду. Стали отходить, прихватив тела телефонистов, один ещё был живой, и Курашвили пытался ему помочь, и вдруг стало известно, что ранены фон Мекк в руку и Рейнгардт непонятно куда, куда-то в пах, и находится без сознания. Взвод отошёл на версту и снова спешился. Погони не было, с немцами не было кавалерии. Курашвили осмотрел Рейнгардта, германская пуля попала ему в наружную подвздошную артерию и застряла. Из-за этого кровопотеря была медленная, но само ранение крайне опасное. Сам Алексей Алексеевич Рейнгардт был без сознания, и это было хорошо, потому что, будь он в сознании, ему было бы нестерпимо больно. Он только-только спешился и в этот момент был ранен, так объяснил один из драгун.
Однако, несмотря на трагедию, цель разведки была выполнена полностью: германцы, даже если небольшими силами, стоят на южном берегу Августовского канала. И прояснилась судьба осовецкой крепостной команды по восстановлению связи.
Драгуны навязали носилки, укрепили между лошадьми, и взвод пустился в обратный путь. Курашвили знал положение дел в лазарете крепости Осовец, посоветовал Василию Карловичу, и тот принял решение идти туда.
В полночь во главе взвода фон Мекк, не пришедший в сознание Рейнгардт и Курашвили уже были в крепости, и Алексей Гивиевич, сдавая раненых, встретил там Татьяну Ивановну Сиротину. И ему показалось, что его мечта сбылась. Но ничего не произошло. Татьяна Ивановна помнила его ещё с февральской осады Осовца и относилась к нему очень хорошо, как к врачу, как к специалисту, знатоку своего дела, и только. Она же не знала, что они такие близкие московские соседи, что, скорее всего, их кухарки обсуждают своих хозяев, когда делают покупки в окрестных магазинах на Никитской или вместе оказываются на Смоленском рынке. Алексей Гивиевич страстно хотел исправить это положение, но не знал как. А казалось бы, чего проще, надо всего лишь спросить: «Уважаемая (дорогая), нет, последнее вычеркнуть… уважаемая Татьяна Ивановна, как поживают ваша матушка и мопсы?..» Тут бы пригодились имена и клички, в смысле матушки и собачек: одна собачка палевая с чёрной мордой, а другая – тоже палевая с чёрной мордой. Страшные! А мопсы всегда страшные! И как это так, думал об этом доктор Курашвили, почему чем красивее женщина, тем уродливее у неё собачки, именно что не собаки, а собачки, которые могут не защитить, а выгодно оттенить, что ли?