Но Франкенталь так задирал нос, что дальше некуда, хотя вообще-то он к школьной учебе относился с полнейшим презрением. Он постоянно пересказывал какие-то грязные слухи об учителях и отпускал о них шутки, вроде такой: «Миссис Хеннесси подала в суд на муниципалитет за то, что он построил тротуар слишком близко к ее жопе»; или он читал о них похабные стишки — например, об одной учительнице, женщине с очень большим бюстом, которая в классе нередко ставила всем нули оптом:
Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!
Это что за странный звук?
Это миссис Лиззи Рид
Громко титьками стучит
По садовой по калитке.
Мы возьмем ее нули
И наденем ей на титьки,
Чтоб они отвисли до земли.
У Поля Франкенталя мозги были как своеобразное решето: они просеивали всю входящую информацию, оставляя в себе одну лишь грязь и мерзость. Моя же память, как вам может показаться, скорее напоминает чердак, на котором свалено в одну кучу все вместе: и драгоценное, и никому не нужное.
Но, как бы то ни было, перейдя в седьмой класс, Поль Франкенталь ужасно заважничал; сначала он только и делал, что выхваливал одного из своих учителей — мистера Уинстона. Поль заявлял, что мистер Уинстон, его классный руководитель, внешне как две капли воды похож на Дугласа Фэрбенкса, и, мало того, по словам Франкенталя, этот бедовый парень уже трахнул всех училок. Поль хвастался этим так, словно это сделал не мистер Уинстон, а он сам: типичный случай самоотождествления со своим героем. Тринадцатилетний Франкенталь всех нас, малолеток, прочно обскакал, утвердившись на своем двойном Олимпе верховода Олдэс-стрит и ученика класса, в котором изучают пред-ме-ты! И вот, пожалуйста, в один прекрасный день в класс мистера Уинстона в сопровождении мисс Мак-Грат, учительницы шестого класса, входит не кто иной, как малолетка Дэви Гудкинд из квартиры 5-Б, этакий религиозный маменькин сыночек, который ни в морду дать, ни камня бросить не умеет, невинный дурачок девяти с половиной лет.
— Вот ваш новый ученик, — сказала мисс Мак-Грат, в которую я тогда был влюблен, обращаясь к мистеру Уинстону, в котором действительно было что-то от Дугласа Фэрбенкса. Я заметил, что при виде мисс Мак-Грат у мистера Уинстона заблестели глаза, а она, выходя из комнаты, кокетливо ему улыбнулась. Гм! Неужели — она… типун мне на язык!
Мистер Уинстон посадил меня на свободное место в первом ряду. Я был безутешен из-за разлуки с мисс Мак-Грат. Мистер Уинстон, стоя у доски, говорил что-то о квадратном корне; для меня это была китайская грамота. До того я успел провести в классе мисс Мак-Грат всего один месяц и получил посредственно по прилежанию за то, что на уроках, вместо того чтобы слушать, о чем-то мечтал — главным образом о ней. Меня вовсе не радовало, что меня перевели в более старший класс, и дома я об этом повышении ни словом не обмолвился. Я горевал из-за мисс Мак-Грат и из-за гнусного подозрения, что она «делает это» с мистером Уинстоном — может быть, в этот самый вечер. Как же, я ведь сам видел, какими они обменялись сладострастными взглядами. А кроме того, я боялся Поля Франкенталя. Об этом мне и нужно было думать, а не о чудовищном блуде мисс Мак-Грат с мистером Уинстоном.